Нам, подросткам, совсем не приходилось иметь дело с организациями демократов или социалистов или с их представителями. Не могу также припомнить, чтобы в реальном училище в Оппельне хоть кто-то сказал что-нибудь доброе о Ноябрьской революции или о Веймарской республике. Возможно, среди учителей и были демократы. Но если это так, то они умели мастерски скрывать свои демократические взгляды от вверенных им учеников.
«Безнадежный» ученик Кегель
В то время меня можно было назвать как угодно, но только не так называемым примерным учеником. Если не брать в расчет упражнения на снарядах и другие спортивные дисциплины, по которым я получал самые высокие оценки, то лишь по немецкому, математике и физике я имел отметки «хорошо» и «удовлетворительно». Несколько двоек и не в последнюю очередь плохие отметки за прилежание и поведение были причиной того, что не раз возникал вопрос об оставлении меня на второй год. Пребывание в этой школе не доставляло мне просто никакого удовлетворения, я стал там непослушным и равнодушным ко всему. Постепенно к этому добавилось мнение коллегии учителей Оппельна о том, что я – безнадежный случай, о чем мне было прямо сказано. Некоторые учителя относились ко мне с таким предубеждением, что даже когда я старался и учил уроки, то, ставя мне хорошую отметку, они с пренебрежением спрашивали: «У кого же вы снова списали это?» Я мог стараться вовсю, но уже просто не способен был изменить сложившееся обо мне плохое мнение.
С большим трудом мне удалось добиться перевода в десятый класс. Эта школа настолько мне опротивела, что я твердо решил по окончании десятого класса оставить ее и по возможности изучить профессию электрика.
В это нелегкое для меня время отца неожиданно перевели в Бреслау, и семья должна была как можно скорее последовать за ним. Мы получили квартиру на улице Гётештрассе. Мои учителя в Оппельне, которые были рады отделаться от меня, выдали мне отвратительный аттестат. Ознакомившись с ним, директор реального училища в Бреслау, в которое меня поначалу определили, предложил мне вновь учиться в девятом классе. В его училище, сказал он, требования высокие, и я вряд ли смогу успешно окончить десятый класс. Я с возмущением отказался, сославшись на то, что в десятый класс меня все же перевели и у меня нет причин отменять это.
И вот для меня снова наступили нелегкие времена в новом училище, где ко мне сразу же сложилось предвзятое, даже враждебное отношение. Но через полтора месяца меня перевели в полную среднюю школу им. Герхарта Гауптмана, где старшие классы не были столь многолюдными, как в реальном училище.
