Однако все более давала себя чувствовать инфляция. Постепенно становилось целесообразным делать необходимые закупки сразу же после выплаты жалованья, потому что несколькими днями позже все становилось дороже. Когда инфляция достигла своей наивысшей точки – мы уже жили в Оппельне, – моя мать в дни получки приходила к отцу на службу и забирала у него только что полученные деньги. Затем она кидалась за покупками в лавки, ибо уже после обеда все вновь становилось дороже.
Мы, дети и молодежь, в лагере Ламсдорф ощущали тяготы инфляции меньше. Вскоре мы установили, что на бывшем военном полигоне лежали неведомые никому сокровища, которые можно было легко добыть и превратить у любого старьевщика в Оппельне в звонкую монету. И мы центнерами таскали из давно заброшенных окопов и артиллерийских огневых позиций гильзы от патронов и снарядов, латунь, медь, сталь и железо. И постоянно возраставшие закупочные цены на них занимали нас, к сожалению, нередко гораздо больше, чем задачи по математике и таблицы логарифмов. Конечно, случалось, что мы находили и боеприпасы, с которыми производили опасные эксперименты. И когда неразорвавшимся в свое время снарядом было убито двое мальчишек и четверо или пятеро тяжело ранено, среди родителей и детей начали проводить разъяснительную работу, а на бывшем стрельбище искать и обезвреживать неиспользованные боеприпасы.
Потом, когда прошло уже немало времени, один молодой железнодорожный служащий надумал основать для предприимчивых ребят в лагере Ламсдорф спортивное общество и соорудить спортивную площадку с футбольным полем, беговой дорожкой и сектором для прыжков. Мы с огромным энтузиазмом участвовали во всех работах, потом усердно тренировались, и у нас всегда было достаточно латуни, меди и железа для покупки гандбольного и футбольного мячей и всех необходимых спортивных снарядов. Постепенно нас захватила игра в ручной мяч, и вскоре у нас уже возникла команда, которая прославилась в округе; она распалась, когда большинство обитателей лагеря переселились в Оппельн.
Когда мы приступили к строительству нашей спортивной площадки, к нам стал подбиваться какой-то фронтовик из так называемого «национального движения». Вначале ему удалось завоевать симпатии у многих ребят благодаря своему умению устраивать великолепные костры по поводу праздника солнцестояния, он был горазд и на другие подобные выдумки. Но его попытки пленить нас военной маршировкой и кровожадными песнями во славу «национального движения» провалились с треском – прежде всего потому, что игра в ручной мяч была для нас куда привлекательней, чем маршировка и военные игры. Многие из нас также отвергали – скорее инстинктивно, нежели по политическим соображениям – тогдашнюю самую любимую песню членов «национального движения» о «свастике на стальной каске», которую мы должны были до одурения петь во время маршировок, добавляя к ней припевы вроде «ведь нам не надо республики евреев, которая повинна…» или «хорошо, когда еврейская кровь капает с ножа!».
