— Зачем это?
— Ну как же. По пьяному делу чего не случается.
Колыванов вдруг стукнул кулаком по столу. Вяленые рыбки подпрыгнули и вернулись на стол, образовав нечто вроде стаи.
— Вот… Вот змеи! Вот сволочи! Так и знал! Выходит, как замок гикнулся или краны полетели, так сразу: Ко-лываныч, спасай, Колываныч, выручай, Колываныч, без тебя как без рук! А когда Колыванычу самому чего надо…
— А чего надо Колыванычу? — тут же ввернул Турецкий. — Пол-литра?
— Да при чем тут… мастерю я дома, понятно? Ну и зарабатываюсь иной раз после одиннадцати. Грешен, скажете? Подумаешь, большое дело! А как я после ночной смены отсыпаюсь при дневном шуме, это небось никого не колышет?! Даже жена кастрюлями гремит! Про пацанов вообще молчу — никакого уважения! — От негодования он даже слегка отодвинул бутылку с пивом.
Турецкий был разочарован: он рассчитывал свидетеля немного потретировать пьянками-гулянками, надеялся на этой почве выяснить что-то полезное о соседях вообще и о Белове в частности. Но оказалось, все впустую. Ну что ж, холостое движение — тоже движение, следователю не привыкать. Турецкий придвинул Колыванову пиво. Тот поколебался и взял. А вот у него очень даже рациональное движение, усмехнулся Турецкий про себя.
— Вот вы говорите, нормальный мужик… Это я о Белове, — напомнил Турецкий. — Я-то с ним знаком не был, ничего не скажу… Но как же нормальный мужчина бобылем таким жил, объясните, раз уж у вас под боком это происходило?
— Да я следаку молодому уже объяснял.
— Я знаю, что вы ему сказали, — подтвердил Турецкий. — Что отсутствие женщины кого хочешь в могилу сведет.
Колыванов смутился:
— Ну не так что уж… А то у вас получается, он и застрелился, потому что… Я не знаю, что у него на самом деле было, у Феликсовича. Он дома мало бывал.
— Но здесь вы у него женщин никогда не видели и не слышали? Это абсолютно точно?
— Не слышал? — хохотнул Колыванов. — Нет, не слышал. Услышал бы — запомнил. Я на черепушку не жалуюсь.
— Тогда вы наверняка помните, кто к вам приходил по смерти Антона Феликсовича.
— Следователь ваш.
— Это я знаю, а еще?
— А все.
— Сослуживцы, может быть, или его знакомые. Родственники?
— Да не было никого.
— И не звонили, ничем не интересовались, подробностями смерти, например? Или какими-то бытовыми вещами?
— Да кто?!
— Кто-нибудь.
— Нет, — твердо сказал Колыванов. Самое время было сменить тему.
— А вот вы там что-то… Про его фантазии, — небрежно обронил Турецкий, на самом деле внутренне напрягшись.
