– Присаживайтесь, – сказала я.
– Увы, не имею права, поскольку отныне эти апартаменты принадлежит не капитану, – в дверях ждет мадемуазель Тереза.
В дверях показалась полная женщина, совсем как имя Тереза, когда его произносят полными губами, – толстое слово, по крайней мере, так мне кажется, в то время как слово «сержант» напоминает мне мост – так и вижу, как по его буквам бегут дети.
Тереза в дверях – толстое слово – вежливо попросила ключ от «моей» комнаты. Я бросила его в сторону Терезы, совсем как ключи, которые бросил мне Иован, покидая кафану, – ключи, полет которых завершился не в моих руках, а у Рекса. «Что же, – пронеслась у меня мысль, – остается мне кухня Рекса».
Сержант, играя красивыми глазами, объяснял мне тоном гида:
– Мадемуазель Тереза, переводчица майора Шустера, займет вашу комнату, в то время как майор Шустер поселится в апартаментах бывшего капитана…
– Бывшего? – спросила я.
– Я имею в виду – для вас «бывшего». Полагаю, что он лишился права на переводчицу, а может, и права командовать парашютно-десантным полком.
– Кажется, вы становитесь «будущим»?
– Не понял…
– Я смотрю, вы высказываете мнение, не совсем соответствующее вашему званию.
– Да, мне повезло, я теперь не сержант в патруле.
– И стали?
– Теперь я служу в «Баре Кукри», после Opening Nights.
– Похоже, вам повезло в танго?
– Я сделал всего несколько па, и вы исчезли в толпе. Я остался думать над тем, почему это немцы и англичане так не любят друг друга.
– Это не совсем так.
– Я имею в виду майора Шустера и капитана Кина.
– Аллюзия? – вежливо спросила я.
– Прозрачная, – признался сержант.
– Я тоже «прозрачна», потому должна определиться.
– За Англию или за Германию?
– А может, за Америку?
– Но я ведь всего лишь сержант.
– Не поняла. Меня ждет кухня в «Баре Кукри».
– Нож кукри, – пошутил сержант.
– Попробую приручить нож кукри – научу его резать репчатый лук.
– Я должен буду хорошо порезать этот наш разговор…
– Должны будете представить рапорт немецкому генералу Клаусу Райнхардту?
– Я пишу нечто совсем иное.
– В американские газеты? – Нет.
– Матери или жене? – Нет.
– Ладно, пошутила – пишете обо мне?
– Может быть когда-нибудь, когда покину Косово.
– «Мемуары сержанта»?
– Хорошее название.
– Вы выглядите лучше названия, я просто шутила.
– Красавцы писать не умеют.
Я прищурила глаз, будто рассматривая его в пятидесятимиллиметровый объектив: диафрагма два и восемь, объектив – второй глаз, не настолько хороший, чтобы быть плохим… Плохим? А может?
