Принц и Нищин | страница 55
— И как тебе этот городелло? — не унимаясь, продолжал Аскольд, дергая за руку невозмутимого Романова. — Че тут… существовать можно?
— Можно, — сказал тот.
Аскольд покосился на Сережу Воронцова, но ничего по его поводу не высказал, а продолжил рассыпаться в мелких кудрявых словах:
— А то мне какой-то жесткий осел тамбурил, что ему тут чуть рога не отполировали… да, этот puto Отарик продвигал, что его послали на хер, дескать, вся площадь скандировала. Хотя такому уроду, как он, пробить в контрабас — милое дело. Он, в принципе, уже и думал, что могут бока набить…hammer smashed face, блин. Еле сорвал копыта, вошь черножопая! Кстати, ты знаешь, — едва не ткнулся он носом в Романова, — что в Москве слово puto, наверно, скоро запретят по политическим соображениям?
— Почему?
— Потому что президент! Путин он, да? А puto — в переводе с мексиканского наречия испанского языка будет «пассивный педераст».
— А вы тут ни разу не были? — осторожно спросил Фирсов, держа руку на солнечном сплетении — том самом месте, куда восторженно тыкал пальцем Аскольд.
— Какой, на хер? — отмахнулся тот. — Хотел как-то раз приехать за компанию с проститутками из «Целок», т. е. «Стрелок»… да пережабился я чего-то там… а потом мне подогнали цеповой кокс, я его дернул, а потом соскочил на Ибицу на тусняк… ну, и забил на это гниляковое турне. Кстати, — живо обернулся он к Романову, — знаешь, что я хочу вставить в свой, с позволения сказать, репертуар? Не знаешь, нет, нет, нет?
Андрюшу Вишневского, верно, распирало от избытка энергии: он только что, перед посадкой самолета, удачно употребил в ноздрю «дорогу» кокса.
— No, — ответил Романов почему-то по-английски.
— И не узнаешь… хотя нет, вот послушай… мне идет, а, Борисыч?
И, откинувшись на сиденье, он запел сильным, несколько надорванным хрипловатым голосом:
— На Муррромской доррожке… ста-а-аяли три сосны… прощался со мной ми-и-илый до будущей весны.
Сережа Воронцов подумал, что эта песня довольно хорошо бы вписалась в репертуар какого-нибудь педерастичного хлопца типа Шуры или Бори Моисеева. Да и этот Аскольд тоже потянул бы. Голос у него, надо сказать, довольно сильный и хорошо поставленный — даже неприлично это как-то для российской эстрады, что ли…
— …мой милый воззвра-а-атилса-а-а с краса-а-а…
— Кстати, — сказал Романов, довольно бесцеремонно прерывая арию московского гостя, — я подыскал тебе то, что требуется. Пластичный и артистичный парень, вполне, вполне подойдет.