Он даже привстал, пересыпая свою речь этими бесчисленными «а?», и мутно пялился на хладнокровно сидевших перед ним охранников до тех пор, пока ножки не подогнулись предательски и он не ткнулся задом в мягкое гнездо кожаного белого кресла.
— Вот вы думаете, что я — это я. Аскольд. Да? А вот я-а вовси-и и… не… не он. Я не он. — Сережа бездарно путался в местоимениях, что вызвало у бодигардов все больший иронический скепсис на лицах. — М-между прочим, мой отец — сантехник. Ну да… сантехник. Гришка. Он пьет.
— Почему? — с участливым видом врача-психиатра осведомился первый охранник.
— Поч-чему? Ну… потому что он алго-ко… алголи… алкаш. Вы мне верите? Нет, скажите… вы же верите, что я вовсе не… что вы мне вери-те…
На последнем слоге Сережа запнулся и, склонив голову на плечо, позорно заснул прямо в кресле.
— Все нормально, Дима. Заснул. Ну и загнул же он. «Мой папаша — сантехник». Оно, конечно, Лев Борисович Габрилович гнида редкая, но на сантехника смахивает мало.
— Это еще ничего, — сказал Дмитрий. — Он месяц назад так напился в «Центральной станции», что начал рассказывать мне о том, будто он этот… Понтий Пилат. И говорил, что его мучает болезнь такая смешная… то ли гемикрания, то ли фенилкетонурия.
— Ну и познания у тебя, Дима.
— А я в свое время учился в меде. Мединституте. До третьего курса доучился.
— А потом выгнали, что ли?
— Ну да. Ладно, давай кантовать его. Сына сантехника… Может, в спальню перенесем?
И Дима показал пальцем в сторону белой двери, едва заметной на фоне белой же стены. Такие двери располагались вдоль стены с интервалами примерно в десять метров. За ними находились спальни, джакузи, кабинет, домашняя студия, плэйхолл (так именовал Аскольд напичканную аппаратурой комнату с компьютерами и домашним кинотеатром) и тому подобные буржуйские заморочки.
— В спальню? Да нет, пусть тут спит. Ему сейчас везде хорошо.
И охранники, выудив своего уже храпящего босса из кресла, аккуратно разместили на огромном диване и прикрыли серым шотландским пледом, который достали, как следует догадаться, из-за очередной огромной панели, скрывавшей за собой целый склад разнообразнейшего постельного белья.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ПРИНЦ И МЫСКИН В КЕМПИНГЕ «КУКОЙ»
* * *
Бах!!
Выстрел грохнул, словно под тяжестью многих лет изломился ствол толстого старого дерева. И рухнул… рухнул Гришка Нищин. Он взмахнул руками, словно сосершивший непоправимую ошибку эквилибрист на канате над пропастью — словно пытался удержаться, сбалансировать, уже понимая, что ему не вытянуть, не сохранить спасительное равновесие. Нет, Гришка не вытянул. Он упал лицом в росную траву, скатившись в углубление у левого переднего колеса своей машины.
