Аскольд выронил пистолет, но за секунду перед тем, как оружие ухнуло бы на землю, в высокую прибрежную траву, Гриль наклонился и, молниеносно выбросив вперед левую руку в перчатке, поймал «ствол».
— Молодец, — сказал он. — Попал.
— Это как в анекдоте, — подал голос Рукавицын. — Пошел мужик на на охоту, взял с собой двустволку, и вдруг глядь… бежит на него, значится, дикий кабан. Ну он, типа, не растерялся и пальнул в него из обоих стволов. Дымовал, ничего не видать, мужик стоит и кумекает: ну, попал он в кабана или не попал? Дым рассеивается, кабан стоит жив-здоров и говорит:
— Ну что, мужик — ты попал…
Гриль даже не подумал смеяться, а об Аскольде, почувствовавшем себя именно в положении мужика из анекдота, и говорить не приходится…
— С одним ты справился довольно удачно. Теперь вот этого, — сказал Гриль, показывая пальцем на Мыскина. — Ну, что ты застыл, Андрюша? Как говорится, семь бед — один ответ.
Алик широко шагнул в сторону Гриля и проговорил:
— Какая же ты падла, а? Жалко, что тебя не добили там, в «Белой ночи». Жалко…
— Твой же друг Сережа Воронцов и поспособствовал, чтобы меня не убили, — сказал Гриль. — Видел бы ты, как он ловко отбивался от этих уродов, которых я же, собственно, и сподобил на маленький штурм гримерки Аскольда. Они, правда, так обжабились, что меня не узнали и могли угрохать, но все обошлось. А ты, я смотрю, тоже парень горячий. Ладно, мы пошутили. Никто тебя убивать не собирается. Незачем это. Андрюшу мы уже и так повязали по рукам и ногам. Так что имею честь пожелать вам доброго утра.
С этими словами Гриль уселся в «девятку» вместе с Рукавицыным и уехал. Алик и Принц остались в ужасном положении: на пороге накатывающегося утра, без денег, без малейшего представления о том, что же, собственно, делать дальше. Без, без, без… Зато с трупом Гришки Нищина, зато с машиной, все еще числящейся в угоне. С милым городком Богородицком, где шарились свирепые менты-мздоимцы во главе с пучеглазым майором Филипычем, в нескольких километрах от них.
Аскольд сел на корточки и прикрыл руками глаза:
— О-о-о, бл… — а…
— Да, это жесткарь, — пробормотал Алик, садясь рядом с ним прямо на мокрую траву, — это жестко… чудовищный жесткарь. Да… и Гришка тут же… можешь считать, что ты с ним за его ремень расквитался.
— Расквитался… — машинально пробормотал Андрюша Вишневский, а потом поднял на Мыскина осоловело-мутные глаза и произнес:
— Ну как глупо вышло, да? Я же его убил? Убил, да?
