Сережа почти физически почувствовал, как темные липкие щупальца силы, против которой он ничего не значил, обволакивают его тело. И тянут. Куда? Чем кончится вся эта занимательная комбинация, эта увлекательная игра за гранью фола, на грани провала и — возможно — небытия?
— А если я откажусь? — глухо спросил он.
Глаза Фирсова опасно сузились и коротко, выразительно блеснули, но лицо осталось таким же любезным и глянцево-светским.
— Я думаю, вы не позволите себе такой непростительной глупости, — сухо улыбнувшись, сказал он. — Кроме того, пятьсот долларов в сутки на дороге не валяются. В вашем замечательном городе девяносто процентов населения зарабатывают такую сумму разве что за целый год. Да и то не всегда выпадает такой удачный год. По-моему, ваше семейство — достаточно яркий пример достатка в вашем городе.
Сережа сказал:
— Выгадаете время, обманете Романа Арсеньевича, а потом соскочите, а меня тихо и незаметно сотрут в порошок за пособничество? Я ведь представляю, в какое дело вы меня втягиваете.
— О чем вы говорите? — вкрадчиво проговорил Очковая Змея. — Не понимаю.
— Зато я понимаю! — резко перебил его Воронцов. Впервые он позволял себе разговаривать со своими необычными работодателями в таких резких тонах. — Я не соглашусь на это! Ни за что!
— И напрасно.
Голос Фирсова был абсолютно спокоен, в нем не билось ни единой нервной нотки, но что-то присутствовало в его нарочито сглаженных интонациях, что заставило сердце Сережи на мгновение сдавленно замереть в груди, а потом забиться часто-часто.
— Вы мне угрожаете? — тихо спросил он.
— Мы никому не угрожаем. Мы предупреждаем. А вы отдаете себе отчет в том, что произойдет, если Вишневский узнает, что пропал его племянник? Его спецы перевернут весь город и раскопают всю эту историю. Там работают такие зубры… бывшие офицеры ГРУ и ФСБ, армейского спецназа и элитных подразделений МВД. Им поднять всю эту историю — все равно что экскаватору выкопать могилу. Разок-другой копнул — и готово. И тогда я не позавидую никому, до кого они доберутся. Вы будете одним из первым. — Лицо Фирсова на мгновение осветилось жестокой улыбкой. — Я не преувеличиваю. Потому что я один из них. И не худший. Я допустил прокол, и теперь должен исправить его. И каждый, кто не хочет способствовать мне в этом, мягко говоря, будет подкорректирован в своем поведении. Вот так, уважаемый.
Алексей коротко взглянул на сжавшегося Сережу и договорил уже совсем миролюбиво:
