Замок с лязгом щелкнул, и дверь камеры отворилась. Алексей поднялся с нар и встал по стойке «смирно». В камеру вошел капитан-лейтенант караульной службы, с кобурой и кортиком на ремне, и два матроса, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками.
— Гражданин старший лейтенант, — произнес капитан-лейтенант, морщась явно от необходимости называть офицера «гражданин», — вас требует к себе адмирал.
— Есть, — отчеканил Алексей, сцепил руки за спиной и пошел к двери.
Офицер двинулся впереди, матросы последовали за арестантом.
Они шли по Кронштадту от здания гауптвахты к дому, который служил штабом и жильем командующему Кронштадтской базы адмиралу Оладьину. Слева от них из множества труб поднимался черный дым — в порту стояли под нарами боевые корабли. Ласковый теплый ветерок трепал кроны деревьев. Улица была почти безлюдна. Лишь в отдалении маршировал отряд матросов под командованием какого-то офицерика, да пара подвыпивших рабочих из доков примостилась на углу одного из домов.
«Первое сентября, — думал Алексей, — тысяча девятьсот семнадцатого года. Черт, все идет так же, как и в том мире. Николай Второй отрекся. Временное правительство, как и у нас, сначала возглавил князь Львов, теперь Керенский, мать его. Немцы в Риге. Двадцать девятого начнется Моонзундская операция. Последняя боевая операция русской армии в этой войне. Потом большевистский переворот и гражданская война, реки крови, советский семидесятилетний кошмар и в конце концов ослабление и фатальное отставание страны. Я — один из немногих, кто знает, что здесь произойдет, — должен это предотвратить. А как? Робкая попытка предупредить командира корабля о грядущих событиях закончилась недельной отсидкой в психбольнице. Спасибо еще, доктор, душка, списал все на психологический срыв после Готландского боя. Я достаточно обжился здесь, чтобы не вызывать подозрений, но ни на шаг не приблизился к главной цели. Три года. За это время я стал боевым офицером российского флота, прошел путь от курсанта через мичмана в старшие лейтенанты. Из мальчика-студента, попавшего в чужой мир, превратился в человека, которому эта реальность даже ближе той. Ну и что? Жестокий прокол. Сдали нервы. Что будет дальше? Наверняка разжалуют и пошлют на Моонзунд. Еще повоюем, пусть и матросом. А дальше — большевистский переворот. Если выживу, моя судьба… А тут никто ничего не знает. В моем мире Балтфлот был рассадником большевизма. Здесь он на восемьдесят процентов состоит из ингрийцев, парода, возникшего на невских землях из причудливого смешения русских, немцев и представителей других европейских народов, волею судеб заброшенных сюда. Все они не жалуют ни дом Романовых-Стюартов, ни Временное правительство. Их идеал — независимая демократическая республика, они больны ностальгией по ставшим легендарными временам средневековой Северороссии. Офицеры считают себя преданными имперским правительством при Цусиме. Здесь эта обида может стать базой для сопротивления большевикам. Но как ее поднять? Надо думать. Времени осталось мало».
