– Замечательно, – быстро сказала Шурочка. – Он виртуоз.
– Вот и Елизавета Степановна так же считает. Но по мне – слишком… гм… сладко.
– Согласен, – поддержал его Николай.
– Что ж, мужчины всех и вся видят по-своему, – подала голос Елизавета Степановна. Он был низкий, с хрипотцой. Как будто она часто отдавала команды на морозе.
Так вот от этого – от прошлого – она намерена избавить род? Сделать ему прививку?
Они вернулись в зал. Финал концерта был еще лучше начала и середины – сошлись они в едином мнении. А после концерта направились закусить в одно милое заведение близ Кремля. Есть пирожные.
Шурочка удивила дядю.
– Послушай, я заметил, что ты съела втрое больше, чем обычно, – заметил он, когда они остались вдвоем. Кардаковы довезли их до самых ворот.
– Правда? – Шурочка остановилась. И только сейчас почувствовала чрезмерную сладость во рту.
– Ты о чем-то думала очень важном, если не заметила, сколько съела пирожных, – засмеялся дядя.
Он был доволен сегодняшним выходом и удачно проведенным знакомством.
Что ж, дядя прав. Она думала кое о чем. Если найдет человека, который все знает о золоте, то она должна показать ему то, что у нее есть.
Но… есть ли?
Она повела плечами.
– Зябко? – спросил дядя. – Ничего не попишешь. – Он помолчал, потом повернулся к Шурочке. – Ты готова поехать проведать имение?
– Вы говорите правду? Хоть сейчас.
– Нет уж, сейчас мы приедем домой, выспимся, а утром я велю подать лошадей…
Елизавета Степановна была одной из двадцати трех женщин-извозопромышленниц. Всего же представителей такого промысла в Москве насчитывался сто семьдесят один.
Не она сама создала свое дело, начинал дед, который перебрался в Москву из Вологды. Он пробился в высшие сферы, в лихачи, в особенный разряд извозчиков. Их числили аристократами среди всех остальных колесно-конных. Самые крепкие и быстрые лошади чистейшей породы, а не какие-нибудь полукровки – это у них. Самая разукрашенная упряжь – тоже у них. Летят – залюбуешься.
А экипаж? Летний, на колесах с резиновыми шинами и на рессорах, идет так мягко, что даже чуб у щеголя не дрогнет. А уж блестит-то как экипаж – солнце затмит лаковым блеском. А когда зима – не угодно ли прокатиться по морозцу в легких плетеных саночках? Не бойтесь, ветер не наколет лицо, полсть всегда готова защитить…
Конечно, раскатывать на лихаче стоило денег немалых, но лихачи никогда не позволяли продешевить – ни себе, ни другим. Уж лучше простоят неделю, но дождутся своего пассажира, а он заплатит сполна – и за простой тоже.
