– Вы хотите расспросить о золотой породе? – уточнил он.
– Да. Мне нужен ученый, который знает, как оно… вызревает. Какие примеси, какие сопутствуют жиле камни…
– Извольте. Мой друг поможет вам. Мы виделись с ним не далее как в Татьянин день. И крепко погуляли.
– Сидели в трактире. – Она фыркнула. – Я знаю, как это бывает у студентов Московского университета двенадцатого января.
– Да. А как у вас там, в Лондоне?
– Не так.
– Хорошо, я сведу вас. Он снимает в лаборатории стол с микроскопом за деньги.
– Я хочу скорее. – Она барабанила пальцами по столу.
– Вижу. Вы нетерпеливы, не фиалка.
– Вы это уже говорили.
– Ах, Шурочка, я стараюсь себя убедить, что вы не та, кто мне нужен. Хотя в последние минуты начинаю склоняться… – Он улыбнулся. – А вдруг мое мнение изменится? И я стану увлекаться не фиалками…
– А чертополохом? – Шурочка засмеялась.
Он тоже.
Потом сказал:
– Мы можем заключить с вами сделку, полезную для обоих? – Она слушала, не перебивая. – Не станем говорить – ни вы дяде, ни я сестре, – что мы не согласны на союз. – Шурочка кивнула. – Признаюсь вам, сестра дает мне деньги на оранжерею. Я сказал, что хочу поразить свою молодую жену талантами цветовода. Поэтому заказал теплицу во Франции и должен внести очередной взнос…
– Хорошо, – сказала Шурочка.
На самом деле, кроме оранжереи, Николай собирался потратить деньги на подарок своей любимой Фиалке. Он придумал настолько тонкий, настолько изысканный и говорящий подарок, что ему не терпелось забрать его у мастера и поскорее вручить его своей даме.
– Тсс… Они идут, – прошептал Николай.
Дядюшка и Елизавета Степановна оживленно беседовали, направляясь к юной паре. Кардакова одета в темно-синее с белым платье, ее волосы забраны вверх по последней моде, а из ушей струятся рубиновые нити.
Что ж, ее юность миновала, вынесла приговор Шурочка. Но все еще хороша. Стройна, спина прямая. Нога великовата – как дядюшка выносит ее разлапистость? Наверное, стиснув зубы, подумала она.
На купчиху она не слишком похожа. Ее трудно вообразить «с головкой» – повязкой на голове из яркого шелка, которую носят замужние купчихи, мещанки и крестьянки. Разве что… Когда она повернулась в профиль, Шурочка заметила – стройность шеи не та. Словно Кардакова и ее предки носили ярмо и смотрели в землю. Ей тут же вспомнилось, что купчихи пьют листовку – водку, настоянную на смородиновом листе. Могла бы она… или она предпочтет мальвазию?
– Как вам исполнитель? – спросил Михаил Александрович.
