Этой ночью в апартаменты Уилки пришла девушка — стройная, с высокой грудью, звенящим смехом и серебристой мантией, покрывавшей ее тело. Девушка сделала пируэт и поклонилась ему.
— Не хочешь ли ты меня, Дж. Т.?
— Конечно, конечно, — утомленно сказал он. — Только не сегодня ночью, Джозефина. Девушка надула губки.
— Ты мечтаешь о Графине!
Он замешкался с ответом. Может, все же она права?
— Вовсе нет, — неубедительно сказал он.
Девушка запорхала вокруг него, выглядя одновременно томительно привлекательной и сварливой. Затем, резко отбросив свои артистические штучки, она подошла к нему с улыбкой на лице.
— Есть много вещей в Ируниуме, Дж. Т., в том числе и о Графине, которых ты не знаешь.
Она отвернулась со странной улыбкой, которая пробудила в Уилки тревогу, метнулась к дверям и обернулась на пороге, дрязняще улыбаясь ему.
— Ну, Дж. Т., по крайней мере, ты доказал мне, что не жаждешь девушек, как и сказал мне сегодня днем! И, бросив это сокрушительное замечание, она ушла. Уилки глядел в замешательстве на закрытую дверь. Не может быть! Но… но этот последний жест, повелительный тон, напоминание о разговоре, в котором он участвовал сегодня… Могла ли это быть сама Графиня в другом облике?
Невозможно!
Но он вспомнил рассказы, которые шепотом передавали Валкини, об альтер эго Графини, замечания, на которые он не обращал внимание. Но сейчас… Сейчас… Спал он плохо.
На следующий день в назначенное время он пошел на встречу с Черноком в комнату совещаний. Чернок, как всегда в синем и в шляпе с алым пером, был занят разговором с другим капитаном.
— Послушай, Понтиус, я знаю, — раздраженно говорил Чернок, — и ты знаешь, что я хороший завоеватель — Здесь нет места никому, кто был бы плохим завоевателем, Чернок.
Этот Понтиус был одет так же, как Чернок, но держался более властно. В его ушах висела сверкающие на солнце золотые колокольчики. Если Уилки при первой встрече подумал, что у Чернока дьявольское лицо, то уродливое, пышащее злобой лицо Понтиуса еще больше подходило под это определение.
