Она наклонила голову, рассматривая прекрасный турецкий ковер под ногами. Честно говоря, это была единственная подлинная восточная вещь во всей комнате.
– Полагаю, ты прав.
Уже не в первый раз она жалела, что поцеловала герцога. Любая дама полусвета знала, что этим напрашивается на большие неприятности.
– Тебе двадцать восемь, Верити. Скоро ты станешь старовата для этих забав. Тогда смотри, как бы знатный и могущественный Кайлмор не задумал заменить тебя свеженькой девицей.
Верити усмехнулась:
– Какой старухой ты меня считаешь!
Брат тоже улыбнулся:
– О, я не говорю, что тебе уже пора на живодерню. Но ты долго обдумывала это. Не позволяй неуместной жалости изменить твое решение.
– Ты прав. – Соглашение с герцогом предоставляло возможность навсегда расстаться с этой противоестественной жизнью. Он скоро оправится от удара, который нанесет его гордости ее отъезд. – Сорайи больше нет.
Бен широко улыбнулся:
– Прекрасно, милая. И я не прочь добавить – я буду страшно рад отделаться и от проклятого Бен-Ахада, любимого евнуха султана.
Спустя час после того, как герцог Кайлмор покинул любовницу, в большой библиотеке произошла ссора с матерью.
Подобные ссоры не были исключительной редкостью. У Кайлмора с герцогиней были напряженные отношения даже в лучшие времена. Но сегодняшняя схватка казалась более ожесточенной, чем обычно.
– Ты женишься, Джастин! Это твой долг перед именем и семьей. Твой долг передо мной. Долг перед титулом. – В этом споре не было ничего нового, но сегодня мать проявляла особую горячность. Она стояла перед ним, высокая, худая, слепо верящая в незыблемость своих желаний.
– Иногда я думаю, что мир стал бы лучше, если бы титулы предали вечному забвению, – устало заметил Кайлмор, облокачиваясь на резную полку погасшего камина.
– Джастин! Что бы сказал твой дорогой покойный отец, если бы услышал такие речи?
– Мой отец слишком предавался пьянству, опиуму и более мерзким плотским грехам, чтобы его это интересовало.
– Как ты смеешь так говорить?
– Потому что это правда. – Кайлмор поднял глаза.
С ощущением неизбежности он смотрел, как мать встряхивает кусочком кружева и прикладывает его к глазам.
– Ради Бога, что я сделала, чем я заслужила такого бесчувственного сына?
– Не думаю, что имеет смысл и далее обсуждать эту тему, мадам, – ледяным тоном произнес он.
Его мать искусно умела проливать слезы. Вид, с которым она сжимала носовой платок, только нагонял тоску.
– Летиция была бы тебе идеальной женой, Джастин.
