Он удивился:
– А у тебя нет ничего крепче?
– Есть виски, – ответил я. – Есть ром.
Он потряс головой:
– Это слишком.
– Есть вино…
– Плесни вина, – попросил он. – Правда, я за рулем…
– Наслышан, – сказал я, – ты какую-то крутую квартиру купил?
– И я наслышан, – ответил он, – только это не я купил, а Тюпавин. Он еще не закончил ремонт, потом загудим, отметим так, что небу жарко будет!
Я пошел на кухню, он топал за мной, но задержался в дверях комнаты, на той стене огромный постер, женщина смотрит внимательно и строго.
– Ух ты, какая… Это хто?
– Не узнал? – спросил я.
– Не, – ответил он в затруднении. – Видел где-то… крутится вот в голове имя. Но не ухвачу никак…
– Я тоже, – сказал я. – Восходящая звезда.
Он постоял, посмотрел, заходя то справа, то слева. Ее серьезные глаза провожали его всюду оценивающим взглядом.
– Да, – сказал он наконец с уважением, – новая формация…
– В смысле?
– Серьезные приходят, – пояснил он. – На смену финтифлюшкам.
– Тогда нам конец, – сказал я. – Я серьезных тоже боюсь.
– С финтифлюшками проще, – согласился он. – Потому те, что поумнее, врубились и теперь косят под финтифлюшек. Как видят, что подходишь, сразу перестают о когерентной функции в трехмерности, а начинают о шмотках…
Я пожал плечами.
– Это что-то новое, а я старомоден.
Он захохотал:
– Старомоден? В смысле, предпочитаешь раком?.. Анатоль Франс утверждает, что это самая древняя поза. Верно?
– Ну, археологи говорят…
Он хохотнул снова:
– Да это и без археологов ясно. И понятно, почему Анатоль Франс предпочитает только ее, ха-ха!
Я покосился на открытый балкон. В это время на соседнем часто торчит Катька, малолетняя дочь соседей. Я с ними в хороших отношениях, меня считают приличным молодым человеком, а у приличных по дефолту и друзья должны быть приличными.
– Держи, – сказал я, вручая бокал. – Красного или белого?
– Красного.
– А тебе можно?
– В каком смысле?
– Ты ж на новой иномарке приехал?
Я налил, он захохотал, наблюдая за красной струей, что с легким шипением, пузырясь, заполняет бокал.
– Ну ты чудак! Сейчас у всякого в кармане таблетки. Есть еще спреи. Сколько ни выпил, а пшикни в рот – никакого запаха! В любой аптеке.
– А анализ крови?
– С чего его станут делать? – удивился он. – Это если собью кого.
– А не собьешь? – спросил я.
Он отмахнулся.
– Нельзя же всю жизнь беречься! Жизнь одна, надо прожечь, а не продымить.
Я налил, ногой толкнув створку двери на балкон, Шурик по-гусарски лихо выпил, от второй все же отказался, лихость лихостью, но не переборщить, посмотрел на часы:
