Большая часть земли была продана, и теперь здесь уже не так, как в былые дни, когда был жив отец Хуана.
Отец Хуана — мой прадедушка, подумала я. Гэвин остановил машину на повороте к длинному, низкому саманному зданию. Франсиско и Мария, супружеская чета, которую Хуан нанял, чтобы охранять гасиенду, вышла из дома и приветствовала нас. Конечно, Гэвина они знали, но они поселились здесь уже после смерти моей матери и не помнили ее. Однако они тепло встретили и меня, внучку Хуана Кордова.
Мы вошли в полутемный, прохладный зал, где с виг свисали вязки красного перца и индейской кукурузы, а мебель была темной, старой и потрепанной. Гэвин объяснил им, что я хочу осмотреть дом, и попросил у них разрешения мне его показать.
— Esta bien, — сказала Мария, взмахом руки предлагая мне осмотреть то, что я захочу.
Пока мы с Гэвином стояли у окна, глядя в пустой двор, он рассказал мне немного о том, что значило когда-то ранчо для этой местности.
— В ранний период нашей истории здесь часто случались сражения: индейцы пуэбло нападали на Санта-Фе, и большинство испанцев в этом районе погибали. Поселенцы приходили за защитой на ранчо. Позже, когда испанцы ушли, здесь укрывались союзные войска, сражавшиеся с повстанцами.
Я посмотрела на пустой двор с потрескавшейся от горячего солнца землей. С одной стороны двора тянулся длинный портал с деревянными колоннами, а сзади стояло здание из саманных кирпичей.
— Когда-то это были армейские бараки, — сказал Гэвин.
Я представила себе лошадей, бьющих копытами и поднимающих пыль, солдат и моего прадеда, идущего между ними с той гордой осанкой, которую он передал потом своему сыну Хуану. Холодные скалы Новой Англии казались отсюда очень далекими, и я поняла, что я тоже принадлежу этой земле — пыльной и солнечной.
— Теперь ранчо спит, — сказал Гэвин. — Мало кто приезжает сюда. Но когда Кларита, Рафаэл и Доро были юными, здесь всегда было шумно.
— И Керк? — спросила я.
— Да, конечно. Я помню его только таким, каким он вернулся — совсем незадолго до смерти. Наверное, ребенком я его тоже видел, но у меня сохранились очень смутные воспоминания. Он был темпераментным и неотразимым — как драматический актер. Я был младше остальных — лишь маленьким мальчиком, когда они все приезжали сюда. Мне говорили, что Доро была прекрасной наездницей, хотя немного беспечной. Керк и Доро часто ездили верхом вместе. Элеанора и я тоже катались верхом, когда были детьми. Теперь все ушло. Хуан больше не держит здесь лошадей.
