Если тетушке давать волю, она могла бы болтать не останавливаясь – чем она сейчас и занималась, благо я не прерывала ее.
И только когда мы подходили к библиотеке, расположенной в старинном здании с колоннами, я, очнувшись от задумчивости, вдруг спросила:
– Теть Зин, как ты думаешь, меня здесь никто не найдет?
– Никто! – легко пообещала она. – Никто-никто. Будем только ты, да я, да мы с тобою... Тебе ведь лучше здесь, чем в Москве? Ведь правда лучше?
– Правда, – ответила я искренне.
...Партер был полон. Весь довольно большой читальный зал библиотеки был заставлен стульями, на которых сидели лучшие люди города Тишинска, цвет его интеллигенции – я, правда, никого не знала, но лица у всех присутствующих были вдохновенные и просветленные. Впечатление портила только одна старушка, которая спала на заднем ряду, сложив на животе ручки с забытым вязаньем. Наверное, ее муж бросил...
Мы с тетушкой уселись на почетном первом ряду.
Тут же боковая дверь распахнулась, и на импровизированную сцену вышел немолодой плешивый мужчина с огромным носом, растущим куда-то вбок, и, нервно улыбнувшись, начал:
– Господа! Сегодня мы открываем декаду пушкинских вечеров, посвященных жизни и творчеству великого поэта...
«Декаду! – восхитилась я. – Нет, в самом деле, какой размах, не всякая столичная библиотека отважилась бы посвятить столько времени хотя бы и Пушкину... Люблю ли я Пушкина? «Мне грустно и легко, печаль моя светла...» О да, только мне грустно и тяжело, а печаль моя чернее ночи».
– ...кем бы мы были без него? Он наше солнце, он наше все, он поднял на небывалые высоты отечественное самосознание и судьбы России...
Зубы у мужчины были кривые, и это мне очень мешало сосредоточиться.
– Кто это? – суровым шепотом спросила я тетушку. – Неужели твой хваленый Баринов?
– Господь с тобой! – едва слышно прошелестела в ответ та. – Это Марк, заведующий библиотекой.
Марк говорил долго и со вкусом – кое-кто в зале тоже начал впадать в сонное оцепенение, как и старушка на заднем ряду, но потом на сцену вырвался красавец-мужчина в сопровождении хмурого аккордеониста, и тут я поняла, кто такой Баринов.
– «Подъезжая под Ижоры»! – громогласно заявил он. – Чьи слова – вы и сами знаете...
В зале добродушно захихикали.
От первой ноты, которую взял великолепный Баринов, у меня мурашки по спине побежали – пел он громко и с такой страстью, что у меня засосало в желудке. Был Баринов черен, гриваст, слегка небрит и отечен, что выдавало его привязанность к зеленому змию, но при том знойно красив – немудрено, что в читальный зал набилось столько желающих, в основном женщин средних лет.
