— На свидание? — поинтересовался Гусаков, шагая мимо ключей.
— Да, — сознался Никитин.
— Влюбился? — с завистью спросил Гусаков.
— Вы знаете… она совсем другая, чем все.
— Это всегда вначале так кажется.
— Нет, — Никитин остановился и остановил Гусакова. — Все это все. А она — это она.
Гусаков открыл шкаф. Гардероб у него был, скажем прямо, богаче, чем у Никитина, и выбор галстуков шире. Одних сплошных — штук четырнадцать.
— Надевайте! — Гусаков протянул ему галстук из своей коллекции.
— Неудобно, — сознался Никитин.
— Дарю!
Видимо, Гусакову понравилась роль деда-мороза. Он повязал галстук широким роскошным узлом на тощей высокой шее Никитина. Потом снял с плечиков золотистый замшевый пиджак.
— А вот это будет в тон галстуку.
— Ой, что вы? Я не возьму! А вдруг запачкаю?
— А ты не пачкай.
Гусаков обрядил Никитина в пиджак и отступил на шаг, прищурившись. Перед ним стоял совершенно иной Никитин, чем тот, который пришёл десять минут назад. От нового Никитина веяло другими городскими привычками, как будто он только что вернулся из самого красивого королевства и у него в портфеле лежит новенькая пара хрустальных башмачков, тридцать седьмой размер.
— Вам очень идёт, — позавидовал Гусаков. — Мне он, пожалуй, маловат…
— Я вам сегодня же верну, — испугался Никитин. Он боялся, что ему подарят пиджак и сердце не справится, лопнет от благодарности.
— Можно и завтра, — успокоил Гусаков. Он играл роль деда-мороза, а не сумасшедшего, и пиджак из антилопы он дарить не собирался. То, что это была антилопа, а не свинья, нигде не было написано, но все же благородное происхождение пиджака каким-то образом читалось и как бы перемещало обладателя в другой социальный слой.
В комнату заглянула Изабелла.
— Влюбился, — объяснил Гусаков происходящее. — На свидание идёт.
— Да? — тихо и глубоко обрадовалась Изабелла, всматриваясь в Никитина, как бы ища в нем приметы избранности. — А почему такое лицо?
— Я боюсь, — сознался Никитин. — Мы с ней, откровенно говоря, почти не знакомы…
Гусаков открыл бар, налил полстакана виски. Протянул.
— Спасибо, — поблагодарил Никитин. — Только я не пью.
— А вам никто и не предлагает пить. Это маленький допинг. Как лекарство.
Никитин послушно выпил и закашлялся. Постоял в некоторой прострации, потом пошёл — в той же самой прострации. Закрыл за собой дверь.
— Странный, — сказала Изабелла.
— Есть немножко, — подтвердил Гусаков. — Но способный. Любит науку, а не себя в науке.
— А почему бы тебе не назначить его на место Кошелева? — предложила Изабелла.
