Джесс влетела в комнату. Чарльз стоял уперев руки в бока. Странно было видеть грубого, разъяренного мужчину в бело-розовой детской спаленке. Маура сидела посередине кровати на розовом одеяле в окружении своих любимых мягких игрушек.
— Папочка! — рыдая, взмолилась она. — Папочка, прости меня!
Джесс бросилась к мужу и схватила его за руку.
— Убирайся отсюда! — крикнула она. — Убирайся и оставь ее в покое!
Чарльз с резкостью вырвал руку.
— И не подумаю! Это мой дом.
Джесс вздрогнула. «Нет! — хотелось бросить ему в лицо. — Это не твой дом, а мой!» Она прижала руку к груди: стало трудно дышать.
— А это моя дочь! — продолжал кричать муж, ткнув в Мауру пальцем, словно в какую-то вещь. — И она сделает так, как я ей прикажу!
Маура подняла на Джесс огромные голубые глаза, в которых стояли слезы.
— Мамочка… — прошептала она.
— Ты сделаешь аборт! — заявил Чарльз. — И чтоб больше я об этом не слышал!
Джесс обошла мужа и села на кровать. Притянув Мауру к себе, принялась гладить ее длинные золотистые волосы.
— Мамочка, он ведь не может меня заставить. Не позволяй ему, пожалуйста! — плакала она.
— И думать не смей! — взревел Чарльз. — Если ты считаешь, что я работал все эти годы только для того, чтобы выставить свою дочь на посмешище друзьям, то ты заблуждаешься!
Джесс показалось, что в комнате нечем дышать.
— На посмешище твоим друзьям, Чарльз?! Так вот что тебя больше всего беспокоит!
— Они и твои друзья!
— Ошибаешься! Это твои деловые партнеры, и не больше. Но на эту тему мы поговорим наедине.
— Почему? Чтобы твоя дорогая доченька не услышала о себе мнение отца? Чтобы не знала, что она сломала ему жизнь?
— Не моя, а наша дочь, Чарльз.
Муж всплеснул руками.
— Ничего подобного не произошло бы, если бы ты отдала детей в частную школу. Так нет же! Вбила себе в голову, что ее детям нужна нормальная жизнь.
Джесс с трудом проглотила комок в горле.
— Может, для тебя она и нормальная, моя милая, а для меня нет! Я воспитан несколько иначе, — продолжал он кричать.
«О Господи! — подумала Джесс. — Только бы он не сказал ничего о моем ребенке!» Она никогда не рассказывала детям о своей дочери, о Ларчвуд-Холле. Чарльз не разрешал…
— Чарльз… — попыталась она что-то сказать, но слова застряли в горле.
Он сжал кулаки, на висках вздулись вены.
— Завтра этот вопрос должен быть улажен! — ледяным юном проговорил он.
Точь-в-точь как когда-то отец Джесс, таким же полным холодного безразличия голосом. «Интересно, позволил бы себе отец разговаривать со мной в таком тоне, если бы была жива мама? — подумала Джесс. — Может, тогда все сложилось бы по-другому?» Она крепко прижала к себе дочку.
