«Мастер и Маргарита»: роман М. Булгакова и экранизация В. Бортко | страница 8
Мне очень нравится Олег Басилашвили в роли Воланда. Неважно, что мой Воланд совсем другой. Неважно даже, что в сценах на балу ему придан грим Шаляпина в партии Мефистофеля. В Басилашвили есть, при всей статичности его пребывания на экране, внутренняя трагическая энергия, которая возникает в результате большой и давней работы души. В нём есть сила и мудрость вечности. Как есть они в Кирилле Лаврове. И я тоже отметил, что Мастер [13] у Галибина хорошо вылеплен как скульптура, но этой энергии лишён [14]. Что Маргарита спала, пока не проснулась дьяволицей. Что насколько хороши Берлиоз у Адабашьяна и Бездомный у Галкина, настолько невыразительны второстепенные персонажи. Что же до Бегемота, то плюшевый костюм ещё полбеды в сравнении с озвучившей кота самодеятельностью. Фелинологическую катастрофу [15] завершил Баширов, не утруждающий себя какой-либо игрой вообще.
Но всё это припарки телу, умершему до рождения. Не рождённому. Это было десятисерийное отпевание надежд. И смириться с этим по ходу сериала не сразу получилось — поначалу казалось, что вот-вот начнётся. Первая встреча героев у Патриарших даже обнадёживала: актёры собрались очень хорошие. Но уже отрезанная голова Берлиоза вызвала первые опасения, что будет страшилка в духе не Михаила Булгакова, а Дарио Ардженто [16].
Потом удивительным образом пропал ритм. Причём навсегда. Без ритма картина расползлась, стала скучной [17]. И к сценам Маргариты и Мастера мы уже пришли в состоянии не соучастника, но зеваки. Тема любви — не только всепоглощающей, как в романе, но даже и обыденной, — только обозначена. К этому моменту мы обнаружили и другую пропажу: куда-то делась линия Иешуа и Пилата [18]. Удивительно, что по композиции фильм словно бы следует роману, но там пропажи не замечалось. Потому что там единый полёт начинается задолго до рейса Маргариты на метле от Арбата до шабаша и заканчивается только с последней строчкой. А в фильме летает лишь Маргарита, да и та, как мне заявила знакомая с этим делом коллега, сидит на метле не как положено.
Вместе с ритмом разрушилась намечавшаяся художественная логика: цветной миф и чёрно-белый быт, цветные страсти и монохромный мир задушенных системой душ. Цвет стал контрабандой проникать в московские эпизоды, отчего сцены в Варьете стали неотличимы от лучших созданий “Аншлага” [19]. Пошли сбои вкуса: эпизод с Иешуа и Пилатом в 8-й серии уподобился эпизоду из “Праздника святого Йоргена”