- Очень симпатичная та девушка на вокзале, которая тебя встречала, говорит Лена.
- Вот как? - смеется Алексей. - Чем же?
"Тем, что она не Валька", - хочется сказать Лене, но она отвечает:
- Молодая, очень молодая, как это хорошо!
На лице Алексея отвратительная ухмылка, знакомая Лене еще с тех далеких времен, когда брат кричал ей: "Все девчонки дуры!"
Надо считать, что разговор окончился ничем. Брат стал жестче, суровее, мудрее. И дело тут не в морщинах, которые появились на его загорелом добром лице.
- Я так и думала, что тебя сняли несправедливо, - говорит Лена, вдруг задохнувшись от жалости.
- Нет, Ленуся, чего-то мне не хватает для номенклатурного работника.
- В войну ты был главным инженером, и никто не находил, что тебе чего-то не хватает для Номенклатурного работника.
- Несравнимые вещи. То война, и главный инженер - не директор.
- Возможно. Но я считаю, что твое место в лаборатории, - опять принимается за свое Лена. Она способна без конца бить в одну точку.
- Пойдем-ка чай пить, - говорит Алексей, - так будет лучше. И с мамой я еще совсем не разговаривал.
- Идем к маме. Сейчас она начнет ахать и жаловаться, держись. Ждали тебя, ждали, дождались, слава богу, - Лена толкает брата к дверям.
Алексей улыбается. Он знает, что ему предстоит выслушать главным образом неприятные новости и жалобы домашних. Это понятно - он тот, кто принимает все на себя.
Смешно: семья, дом родной работает, как машина, в его отсутствие, а стоит Алексею появиться, машина разлаживается. И Алексей должен выручать, помогать, налаживать, он сильный, опора семьи, как говорится.
- Как дела, мамочка? - спрашивает Алексей.
- Неважно, дорогой, - отвечает Вера Алексеевна, почти готовая заплакать от участливого голоса сына, от того, что он здесь, с нею, ее взрослый, умный сын, ее гордость. - Все воюю, сыночек, устала.
Алексей берет руки матери в свои и целует. У нее маленькие руки с пальцами, испорченными ревматизмом. Когда-то ее руки были обморожены и до сих пор болят в холодную погоду.
- Мама, мама...
- Устала, никуда больше не гожусь.
Алексей не разрешает себе улыбнуться, хотя ему знакомо это предисловие.
- Конечно, так я и поверил, - говорит он.
- Да, мы старая гвардия, - свирепо соглашается Вера Алексеевна. - Я ведь напрямую режу, я не молчу.
- Уж наша мама не молчит, - вставляет Лена, никогда не отличавшаяся почтительностью.
- Не лезь, - просит сестру Алексей, - не вмешивайся. Тетя Надя, а ты? обращается он к старушке, которая не спускает с него глаз. - Как ты?
