– Лично я ни разу не допустил заявлений, порочащих вашего племянника, – продолжал полковник, – и сейчас хотел бы предложить вашему вниманию версию событий, которая представит его поведение в более благоприятном свете.
– У вас есть такая версия?
– Их у меня несколько. Мне уже приходилось слышать, что его действия не были обдуманы заранее. Возможно, это была шутка или проказа, слишком далеко зашедшая и обернувшаяся трагедией. Или же он был навеселе и спутал мой дом с домом какой-нибудь своей пассии. Молодые люди склонны к безрассудным поступкам такого сорта. И если я... – полковник соорудил на столе рукотворную колокольню, в которой сложенные и вытянутые вверх пальцы играли роль шпиля, – если я готов признать действия вашего племянника лишенными злого умысла и взять вину за это печальное недоразумение на себя, то почему вы со своей стороны не хотите проявить аналогичную любезность по отношению к моей супруге?
Руэлас молчал, на виске его начала пульсировать вена.
– Я знаю свою жену, – сказал полковник с подкупающей прямотой. – Это скромная и очень порядочная женщина, далекая от светских интриг и сплетен. Я могу представить массу свидетелей, которые подтвердят безупречность ее репутации. Сможете ли вы найти хоть одного, который засвидетельствует обратное?
Тишина повисла в ресторанном зале. Судя по выражению лица Руэласа, он наконец-то осознал, что его вынудили принять решение на публике, тогда как он предпочел бы разобраться с полковником в приватном порядке. Такой оборот дела был ему не по душе. По сути, он позволил втянуть себя в подобие судебного разбирательства, где роль присяжных играли посетители ресторана, в основном люди его круга, а полковник поставил себя в положение одновременно свидетеля и адвоката, тогда как в центре внимания неожиданно оказался не вопрос о вине либо невиновности полковника, как того хотелось бы генералу, а доброе имя его племянника.
– Итак, сэр, – сказал полковник, – каков будет ваш ответ?
Генеральские пальцы сомкнулись на салатной вилке адъютанта; последний отметил этот ход брошенным искоса тревожным взглядом.
– Таких доказательств у меня нет, – хрипло произнес генерал.
По залу ветерком пронесся шепот, передавая эти слова от стола к столу. Воодушевленный – ибо он чувствовал, что в этом спектакле он переигрывает своего оппонента, – полковник поспешил развить успех.
– Как бы мне этого ни хотелось, – сказал он, – я не в состоянии исправить то, что уже было сделано. Все, что я могу, – это покаяться в излишней поспешности, с которой я действовал в тот злополучный день, и еще раз выразить сожаление по поводу случившейся трагедии. Кроме того, я хочу вас заверить, что, начиная с этого дня, ваша семья будет иметь в моем лице самого преданного друга и союзника из всех, на кого они могли бы рассчитывать. – С этими словами полковник протянул руку Руэласу. Это был решающий момент.
