— Ты носишь мои стринги?
Он резко сел в кровати, с трудом переводя дыхание.
— Конечно, нет. Я их держу. В руке.
Ее тихий смех отозвался дрожью во всем его теле.
— Ты меня напугал.
— Ты подумала, что я трансвестит?
— Да. А ты что, трансвестит?
— Конечно, нет.
— Все равно. Ведь мы все равно не видим друг друга.
— Нет.
— Пока.
Но Лайам не хотел отпускать ее и мучительно искал, что бы еще сказать. Он вспомнил, что она говорила в баре, еще не зная, кто он.
— Бежала сегодня сломя голову?
— Ты имеешь в виду — из офиса? Хотела. Очень. Последнее время все чаще.
Она лежит в кровати или сидит на краю? Он хотел спросить, но не решился.
— И у меня то же самое.
Лайаму очень хотелось с кем-нибудь поделиться своими тревогами. Раньше он шел с этим к деду или к Кейду, но сейчас это бессмысленно. Тревожился он именно из-за безумного плана своего деда, а Кейд… Кейд был сотрудником холдинга и почти что членом семьи. Лайам чувствовал себя костью среди своры голодных собак. Все от него чего-то хотели. Сотрудники. Сородичи.
Он открыл было рот, но вовремя остановился. Обри работает на конкурентов.
— Может быть, со следующей недели все наладится? — спросила она.
— Вряд ли. Я за неделю ни разу не вырвался на ланч.
— Не всегда же так будет.
Так будет до тех пор, пока его дед не отменит свое безумное условие.
— Я надеюсь. Пусть у тебя все тоже наладится. Спокойной ночи, Обри. Мне очень приятно, что ты позвонила.
— Мне тоже. Спокойной ночи, Лайам. Я не буду говорить «до свидания», потому что это неправда.
В дождливом дне есть своя прелесть.
Ненастная погода вынудила Лайама перенести утреннюю пробежку в тренажерный зал ИХЭ, где он надеялся встретить своего деда и поговорить с ним в нерабочей обстановке.
Судя по взмокшей на спине и под мышками футболке, дед разминался на беговой дорожке уже давно. Было только 5:30, но он вставал рано. Как обычно, телевизор под потолком зала был настроен на Си-эн-эн.
Лайам надеялся, что, когда ему стукнет семьдесят семь, он будет в такой же физической форме, как Патрик. Насчет мозгов Патрика, после его ухода в отставку и устроенных им тараканьих бегов, приходилось сомневаться.
Лайам встал на соседнюю беговую дорожку. В зале не было никого, кроме них.
— Доброе утро, Патрик.
— Привет, Лайам, — сказал Патрик, не замедляя бега.
Войдя в свой оптимальный темп, Лайам решил поговорить о том, что его мучило.
О том, что мучило его помимо Обри. Свои отношения с Обри Холт он ни за что не стал бы обсуждать с дедом.
