- А что ты думаешь, - поддерживает его другой. - Самолетов у нас, что ли, нету? Возьмут да сбросят десант! Вот и капут фашисту! С нашими, брат, не шути...
От этих слов становится легче. Всей душой хочется верить в них.
Темнота густеет. Во дворе пытаются разжечь костер. Но едва чиркнула спичка, как у ворот застучал пулемет. Кто-то падает, вскрикнув.
- Свет не зажигайт! - кричат у ворот на ломаном русском языке и щелкают затвором. По двору опять проползает яркий сноп света.
В нашей камере тихо. Солдаты улеглись, сбившись по двое, по трое. Но нам не спится. Каждый думает об одном: как быть?
Я лежу рядом с Мишей. Мне тоже хочется уснуть, но сон летит прочь. Приподнявшись, я снова спрашиваю себя: что же делать? Бежать, бежать! Но как?
Я стискиваю зубы в бессилии. Боль сверлит виски. В темноте камеры начинает казаться, будто летишь в бездонный колодец. Всего несколькими часами раньше я был волен поступать так, как удобнее мне одному. Теперь у меня есть друг, земляк. Могу ли я оставить его, если представится случай бежать?
От ворот донесся шум подъехавшей машины. Громко переговариваясь, во двор вошло несколько немцев, и через минуту их шаги уже приближались к нам. Люди в камере беспокойно зашевелились. Дверь распахнулась. По камере забегал свет карманного фонаря. На иных лицах он задерживался подолгу, слепя глаза.
От вошедших тянуло смешанным ароматом духов и спирта. Разглядеть их в темноте мы не могли, но, видимо, это были офицеры.
Что их привело сюда в глухую полночь?
В камере тихо. Немцы одно за другим освещают лица пленных. Они кого-то ищут.
Один из вошедших звякнул шпорами. Но пройти в глубь помещения он явно не решается.
Наконец в напряженной тишине прозвучал резкий и срывающийся голос. Офицер спрашивал что-то по-немецки. Мы поняли лишь слово "коммунист".
Кто-то, стоявший рядом с офицером, обратился к нам по-русски:
- Коммунисты есть?
Я комсомолец. Вопрос врага касался и меня. Видимо, то же самое почувствовал каждый из нас. Все, кто мог, вскочили на ноги. Безоружные солдаты встали плечом к плечу.
Офицер ждал ответа.
- Ну, кто тут коммунист, кто комиссар?
Камера безмолвствовала, и в этом молчании был гордый вызов.
- Значит, все коммунисты? - повысил голос немец. - Хорошо. Вы у нас еще заговорите. Не нынче - так завтра, не завтра - так позже. Времени у нас много. Мы можем и подождать, - закончил он и вышел из помещения, о чем-то переговариваясь со спутником. Дверь захлопнулась, и снаружи донеслось металлическое звяканье.
