«Матадор где-то там околачивался, — думал Сафин, спускаясь по лестнице, — невелик улов, но всё лее какая-то информация…»
— Точно тебе говорю: скоро все пересядут на Акварель. Прикинь, дешевизна — раз, вена целая — два… — голос за углом заставил Сафина спрятаться в нишу рядом с лифтом.
Мимо прошли два прыщавых тинейджера.
— Красного цвета — три…
— Мне хоть цвета крокодильих мудей, лишь бы пёрло…
Парни скрылись в номере 850. Сафин огляделся: у номера сходилось два коридора, в одном из них шёл ремонт. Сафин побродил в наступившей темноте по заваленным мусором комнатам и вышел на балкон — наискосок от нехорошего номера.
От балкона до балкона — метра три по воздуху. Можно прыгнуть. Конечно, не в такой темноте.
На кровати в 850-м лежал седовласый человек средних лет, читал книгу. Прыщавые уже ушли. Потом один из них вернулся. Седовласый вынул из чемодана пузырёк, вручил парню, а чемодан аккуратно закрыл двумя ключиками.
Тот же набор действий вскоре повторился ещё раз. Через полтора часа — ещё. Иногда седовласый откладывал книгу, спускал штаны, вяло дрочил, отирал сперму носовым платком и вновь брался за чтение.
Уже за полночь Сафин решил, что ничего нового не произойдёт, пора связываться с Матадором. Отсюда он позвонить не мог. Сел в трубе аккумулятор.
Дверь, через которую он попал в ремонтирующийся номер, оказалась запертой. Выбивать её в кромешной тьме значило устроить безумный грохот.
«Сучья плесень», — сказал самому себе Сафин, имея в виду не то дверь, не то саму жизнь. Он нащупал в глубине комнаты что-то мягкое, лёг и заснул.
Очнулся он, когда в номере 850 шарахнул взрывпакет.
Не успев толком проснуться, Сафин обнаружил себя летящим над бездной.
По Ленинскому проспекту ехала красная поливальная машина.
Руки почувствовали крепкие железные прутья. Не прерывая полёта, Сафин развернулся спиной вперёд и со стеклянным грохотом влетел в окно номера 850.
Седовласый человек, проходящий по гостиничным документам как Ханс Шульц, лежал у батареи центрального отопления. Из маленькой ранки в виске текла тёмная струйка.
— Смотри, кровь коричневая, — указал Рундуков, — Фашистское отродье. Дедушка, небось, печи топил в Майданеке… Чего ж ты, мудак, свидетеля ухлопал? Где мы теперь нового возьмём?
Последний вопрос адресовался оперативнику Саше. Тот развёл руками. Претензий к нему быть не могло.
Он сработал грамотно. Мягкая подсечка, и пробкой вылетевший из загазованного номера беглец растянулся на полу. Кто же мог знать, что он угодит башкой аккуратненько в батарею?
