Ноги троих ушедших тоже были обернуты обрывками шкур, и эти шкуры оказались достаточно тонкими, чтобы Сокол мог видеть: все они шли одной и той же походкой. И даже не в том дело, что они слегка косолапили, нет; эти трое совершенно одинаково перемещали вес с пятки на носок… Будь на них ботинки, глубина отпечатков была бы абсолютно одинаковой.
Братья?
Но Ледяной Сокол ни разу в жизни не встречал братьев, похожих между собой до такой степени.
Оставив убитого на поляне, они ушли вверх по течению ручья. Там, вдоль узкого ущелья, по склону горы вилась тропа, которая могла вывести их к перевалу Сарда. И еще в той стороне имелась одна старая тропка, по которой почти никто не ходил, – по ней можно было выбраться к равнинам на западе.
Но почему они отправились именно туда? Впрочем, Ледяной Сокол не мог утверждать с уверенностью, куда именно повернули бандиты, потому что свет все угасал и угасал. Однако он подумал, что шкуры, которыми бандиты обернули ноги, были новыми. Такие же были и на ногах мертвеца – он не нашел на мехе и коже потертостей и поблеклостей, образующихся от долгого ношения.
Встревоженный Ледяной Сокол вернулся к трупу и вытащил кинжал из ножен, висевших на поясе бандита. Кинжал был сделан в Алкетче. Великолепная работа. И очень старая. Сокол припомнил и одежду бандита – желтая куртка и алые штаны. И то, и другое было ему великовато – явно снято с кого-то и наскоро переделано… А башмаки – вещь дорогая. Они требовали большего труда, чтобы подогнать их под другой размер.
И тут вдруг Ледяной Сокол осознал, что именно царапало его память, и почему Линок показался ему знакомым.
Стало уже слишком темно, чтобы искать следы на поляне, да и в любом случае времени на это просто не оставалось. Повернувшись, Сокол побежал домой.
Ледяной Сокол, длинноногий и мускулистый, был одним из самых высоких людей в Убежище. И бежал он быстро. Но ему оставалось еще около мили до стен, когда он увидел голубые огоньки, пляшущие на лугу возле ручья, и до него донеслись голоса… слов было еще не разобрать, однако люди перекликались нервно, встревоженно. Сокол повернул в сторону, его сердце похолодело от страха.
Только по одной причине люди могли выйти из Убежища после наступления ночи.
Хотя дарки ушли уже семь лет назад, раны, нанесенные ими, были слишком глубоки. И почти никто из тех, кто прошел сквозь весь этот ужас, не остался бы по своей воле за стенами, когда день гаснет и начинают сгущаться сумерки. После Безлетнего Года мир слишком изменился. Огромные пятна сланча испускали слабый мутный свет по всей долине, и разнообразные твари-мутанты, порожденные им, далеко не всегда были безобидны.
