И все-таки Элен никак не могла заснуть. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Ночь была тихой, тишину нарушал только плеск волны за бортом. Она тосковала по его телу, его ровному дыханию. Из глубины приятных грез ее вырвал телефонный звонок. Она невольно глянула на свой дорожный будильник. Было два часа ночи.
Она, недоумевая, сняла трубку.
– Вам звонок из Парижа, – сказал оператор. – Не кладите трубку.
Минутой позже в трубке послышался глухой и далекий голос.
– Эдмонд? – удивилась она.
– Я бы не стал тревожить тебя без нужды, – скороговоркой выпалил Эдмонд каким-то жутким голосом.
– Что случилось? – Элен сразу стало страшно. Сон как рукой сняло.
– Жанна. Она в больнице, – с трудом выговорил Эдмонд.
– В больнице! – На сердце у Элен похолодело. – Эдмонд, в чем дело?
– Ребенок. У Жанны осложнения. Пожалуйста, поторопись. – Голос брата сорвался. – Я… я не знаю, как долго она еще продержится.
– Я вылетаю, Эдмонд. Прямо сейчас. Скажи ей, что я скоро буду!
– Скажу… если она еще в сознании. Спасибо тебе, маленькая француженка.
Ошалев от услышанного, Элен медленно положила трубку. Слезы заструились по ее лицу. Она вытерла их, всхлипнув, и, не теряя больше ни секунды, позвонила на мостик. Ее соединили с капитаном. Почти тотчас яхта замедлила ход. На воду спустили один из гидропланов. Элен быстро оделась и, достав из ящика стола бумагу с надписью «Евангелия», быстро набросала Найджелу записку. По ее мнению, звучало вполне убедительно.
Мой дорогой!
Неотложные семейные дела заставляют меня срочно уехать. Свяжусь с тобой при первой же возможности. А пока мой ответ на твое предложение: да! да!! да!!!
С любовью, Элен.
Как только она сложила записку, зазвонил телефон. Гидроплан готов был взлететь, пилот уже ждал ее в кабине. Элен мгновенно сунула записку в дверь «Каюты Рембрандта». А дальше все завертелось со страшной быстротой: катер, взлет, посадка…
Бланш Бенуа на цыпочках подкралась к каюте Найджела, вытащила записку, прочитала ее и разорвала на мелкие кусочки. В то время как Найджел проснулся от прикосновения языка секс-кошечки к его мошонке, гидроплан уже набирал высоту.
Секретарша в приемном покое раздраженно бросила:
– Приемные часы – с часу до четырех.
Элен взглянула на нее в упор. Она переволновалась и едва держала себя в руках. Все четыре часа лету до Парижа она только и делала, что тревожилась, и сейчас у нее уже не было сил сдерживаться. Тем более что она прекрасно знала – чем ниже человек стоит на бюрократической лестнице, тем сильнее у него выражена тенденция проявлять свою якобы неограниченную власть.
