Я так смеялась, что даже вскрикнула, Каролина не отставала; мы повалились на кровать и корчились в пароксизме смеха. Еще бы, как подумаешь об уроках музыки, которой я занималась по настоянию мамы… И как раз сегодня я мучила несчастного Грига, все верно. Выходит, в это самое время – под мамин стон – Каролина писала в замок. Я думала, что умру от смеха.
– Мы так весь дом перебудим.
Каролина взяла себя в руки и немилосердно возобновила чтение: «Мне кажется, у нас с сестрой есть склонность к философии, в особенности это относится к моей сестре, которая вообще отличается медитативным, глубоким душевным складом. Мы вместе внимательно изучили труды великих немецких философов: Шопенгауэра, Канта, Ницше и многих других. Мне бы хотелось особенно подчеркнуть это обстоятельство, потому что, прочитав в юном возрасте великих философов, легко можно прийти к убеждению, что на земле не осталось ни одной неизвестной мысли. Однако мой опыт подсказывает, что к одним и тем же мыслям можно возвращаться вновь и вновь, передавая их от одного поколения к другому, – для меня мысль не существует до тех пор, пока я не пропущу ее через себя. Только сделав ее своей, я вполне могу понять ее».
Тут Каролина остановилась.
– Последнее, кстати, правда, хотя звучит напыщенно, – сказала она.
Я перевела дух.
– Это все?
Я совершенно обессилела от смеха.
– Про тебя – все. Или ты думаешь, что этого недостаточно?
Да уж куда больше… Мне стоило больших усилий, чтобы не рассмеяться снова.
– Ты и вправду собираешься это отправить?
– Конечно. Ты же говорила, что мы должны быть образованными.
Мина у Каролины была самая комичная. Я заметила ей, что всем этим премудростям нам не научиться и за всю жизнь.
– А сами они, думаешь, научились?
Мы снова прыснули. Теперь я понимала, почему Каролина не хотела показывать мне той части письма, которая касалась ее. Если уж она так раззолотила мою незначительную персону, то как же она должна была украсить свою, и без того богатую красками!
О да, Каролина созналась, что читать это вслух было бы и впрямь неловко.
Итак, мы отправили письмо в замок.
Я надеялась, что его воспримут как шутку. Иначе бы им пришлось подумать, что Каролина страдает манией величия. Как бы там ни было, шансы у нас были невелики.
Мы с мамой продолжали изучать объявления о найме и ждать вестей от бабушки. Теперь, когда все было уже решено, мама старалась устроить нас как можно лучше.
Она заметно переменилась с тех пор, как от нас ушла Свея и Ловиса заняла ее место. Свея была необычайно властной женщиной, и мама слушалась ее, как маленькая. Связано это было с тем, что бабушка – мамина мать – умерла так рано, что мама едва ее помнила. Она носила в сердце неизбывную тоску по своей матери, и сама сознавала это. Именно поэтому перед сильной Свеей, которая к тому же была не прочь занять место бабушки, мама становилась безответным ребенком.
