Девять месяцев из жизни | страница 109



Ну, давай расскажи мне, а то я сама не знала. Брук Стоун[23] звучит просто смешно. Тут двух мнений быть не может. Ему всю жизнь придется выслушивать вопросы типа, есть ли у него коврик для мышки с массажером или подушка с будильником. А Джейд[24] Стоун? Это имя для стриптизерши. Тогда уж на шестнадцатилетие придется дарить пилон.

Поверьте, я провела не одну бессонную ночь, пытаясь разрешить эту проблему. Вспоминала все эти дурацкие городские легенды про мужика по фамилии Половой, который назвал свою дочь Любой. Но я определенно не из тех людей, которые могут устроить такую пакость своему ребенку. У меня все-таки еще совесть есть.

Стейси, кстати, уже никуда не идет, а стоит посреди дорожки, согнувшись пополам от смеха. Я тоже останавливаюсь, скрещиваю руки на груди и переношу вес на одну ногу.

– Если ты сейчас упадешь и покатишься с горы, я оставлю тебя там умирать.

Стейси пытается восстановить дыхание и вытирает слезы:

– Я знаю, знаю, извини. Не обижайся, но это очень смешно.

Я игнорирую извинения и снова двигаюсь по дорожке, но она вскоре догоняет меня:

– Ладно, я все, больше не буду. Давай еще что-нибудь придумаем.

Я стараюсь двигаться как можно быстрее, чтобы она отстала:

– Я не хочу придумывать никаких имен. Сама найду. Стейси с трудом поспевает за мной, слышно, что она совершенно сбилась с дыхания.

– Да перестань, не обижайся. О, послушай, есть одно. Как насчет... как насчет Лайм[25]? Лайм Стоун? Как оно тебе? – Она снова сгибается пополам, а я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания. – Да я шучу, шучу, подожди, серьезно, есть одно, честное слово. Если будет мальчик, ты могла бы назвать его Фред. – Она крючится и похрюкивает. – А второе имя... второе имя пускай будет, – она так давится смехом, что дыхания на целое предложение не хватает, – пускай будет Флинт[26].

– Ха, ха, ха, – говорю я. – Как смешно. Теперь мы можем идти?

Она жадно хватает ртом воздух и трясет головой.

– Нет, подожди, вот оно, это лучше всех, обещаю. Как насчет... – ее так корчит от смеха, что она хватается руками за живот и хрюкает, как настоящая свинья, – Розетта[27]! Розетта Стоун, круто?

Очень круто. Сраный оптимизм, говоришь? Комик-труппа из одного актера.

Но это не важно. Все это не важно. Правда заключается в том, что я все равно не смогла бы использовать ни одно из своих имен, даже если бы они подходили к фамилии. По еврейской традиции мы должны назвать ребенка в честь отца Эндрю, то есть Филип. В отличие от большинства людей, которые называют детей в честь себя, или живых родственников, или звезд мыльных опер, евреи должны называть детей в честь мертвецов. Но чтобы не ограничивать следующее поколения именами типа Саул, Сэди, Ирвинг и Филис, большинство людей мошенничают. Большинство людей называют ребенка каким-нибудь именем, которое и отдаленно не напоминает имя покойного, а имя покойного становится вторым именем ребенка. Или, даже еще чаще, ребенок получает второе имя, начинающееся на ту же букву, что и имя мертвого родственника. То есть если бы мы, например, называли ребенка в честь моей бабушки Иды, мы бы точно не назвали девочку Идой. Мы бы нашли ей какое-нибудь красивое имя, а вторым именем было бы что-нибудь на «И», типа Ирена или Илона. А так как всем наплевать на второе имя, уже не важно, нравится оно мне или не нравится, все равно я смогу называть своего ребенка как хочу и при этом говорить, что это в честь бабушки.