Но Эндрю не желает мошенничать. Собственно, мы с ним самые нерелигиозные евреи по эту сторону Израиля, но когда дело доходит до имени, он становится настоящим правоверным ребе. Ну, он, конечно, не заставит меня назвать ребенка Филипом – это стало бы основанием для развода, – но тем не менее... Он настаивает на том, чтобы первое имя начиналось на «П»[28], а второе на «Дж», потому что второе имя его отца – Джоел. Единственная уступка, на которую он согласен пойти (хотя ему этого очень не хочется), – это смена порядка букв в случае рождения девочки, то есть «Дж» для первого имени, а «П» для второго. Так что теоретически вполне могло бы пойти имя Джейд, вот вам ирония ситуации. А теперь пора идти.
Честно говоря, я уже в панике. Выбор имени для ребенка – это очень важное решение. Может быть, самое важное решение, которое мы принимаем как родители, или я не права? Разумеется, права. Имя – это такая вещь, которая будет влиять на человека всю жизнь. Оно столько всего может рассказать о нем самом и, что еще более важно, о его родителях. Давайте честно: люди ведь будут судить обо мне по именам, которые я выбрала для своих детей, и ограничивать меня столь жесткими рамками совершенно несправедливо – по-моему, это называется удушением творческого процесса.
Конечно, я пыталась объяснить все это Эндрю, но он был непреклонен. Буква «П» и буква «Дж». Без вариантов. Было бы неплохо, если бы в документах после имени можно было ставить звездочку, типа Паула Джулия[29] Стоун.
Увы, так нельзя. Что ж, я просто не буду дергаться, пока не узнаю, мальчик у меня или девочка. Нет смысла мучиться и мужскими, и женскими именами, раз мне понадобится только одна сторона для мучений. Надо просто выкинуть это из головы, пока не выясню.
Ну вот, все. Выкинула.
Итак, вся школа знает, что я беременна. На прошлой неделе Линда объявила об этом на собрании, а сегодня на консультации по составлению резюме я рассказала своим деткам. Но деткам все равно. Их интересовало только, буду ли я здесь на будущий год. Впрочем, после урока ко мне подошел Марк, чтобы спросить, не этим ли объясняется то, что произошло во время нашей с ним встречи. И был явно обрадован, услышав, что да, именно этим. Это был единственный вопрос от детей. Они слишком озабочены своими собственными маленькими драмами, чтобы беспокоиться о моих.
В отличие от учителей. Как только они узнали, тут же накинулись на меня с расспросами. Все поголовно, до последнего историка-почасовика, у кого когда-либо были дети, стали вдруг моими лучшими друзьями
