– Ну да, такой дурнушке с этои ее кривобокой фиолетовой мордашкой и ужасными прыщами, как она, нужны уловки, признаю.
– Опухоль сойдет, синяк тоже. И это не прыщи, а следы комариных укусов и царапины, они исчезнут. Когда она вернется в Англию, то будет вполне симпатичной. В любом случае тебе не придется долго смотреть на нее. Я отошлю ее к своей матери.
Мак yгрюмо пробормотал:
– А что будет с вашей матушкой, когда эта девка опозорит ваше имя?
– Как, скажи на милость, она это сделает?
– Будет флиртовать с другими мужчинами, а то и еще чего похуже!
Так поступала Пепита, поэтому Ник сказал как можно мягче:
– Она не опозорит меня. И потом через некоторое время это уже не будет иметь значения.
Последовало короткое молчание.
– Она уже сбегала с мужчиной – и кто скажет, был он первым или нет? Может, она обманула и тех парней вчера на берегу, только в последнюю минуту взяла и передумала! Женщины своенравны, вы же знаете.
– Некоторые женщины, – признал Николас. – Но не мисс Меррит. Я думаю, она именно такая, какой представляется, за исключением фальшивого имени.
– Вот видите!
– Ну все, Мак, ты высказал свое мнение и очистил совесть, я больше не хочу слышать никаких поношении в ее адрес. Леди будет моей женой.
– Ох, капитан, но она...
– Я сказал, хватит!
После этого Мак не произнес больше ни слова, но его молчание было как он сам: большое, шотландское и неодобрительное.
Для мужчины всегда непостижимо, как женщина может отказаться от предложения руки и сердца
Джейн Остен
Фейт поймала несколько рыбин и передумала мною дум к тому времени, как Ник и Мак вернулись из города. Она почувствовала, как екнуло сердечко, когда из-за утеса показалась высокая фигура Николаса Блэклока. Он выглядел уверенным, спокойным, прекрасно владеющим собой.
Да, она легко могла представить его офицером. Было в нем что-то такое, какая-то едва уловимая неосознанная надменность, природная властность Он привык властвовать над людьми. Решать, что для них лучше. Сжигать их ботинки.
Если Фейт позволит, Николас Блэклок и над ней будет властвовать. Если она ему позволит.
– Вы сожгли мои ботинки! – выкрикнула она, как только он подошел достаточно близко.
– Их нужно было сжечь. – Ни в его голосе, ни в поведении не было и следа раскаяния.
Ее гнев вспыхнул с новой силой.
– Это были мои ботинки!
Он взглянул на ее ноги.
– Вы натерли ими волдыри. Как, кстати, ваши ноги?
Она спрятала ноги под юбку.
– Не ваше дело. Вы не имели права сжигать мои ботинки.
