– А что же убийство? Что, опять на берегу озера? И опять все тот же сценарий?
Следователь медленно перевел дыхание.
– Ты заткнешься или нет? – прошипела мужу доктор и завела опять, торопливым речитативом:
– То кот-любак, приходит к женам, тоскующим по отсутствующим мужьям…
Но что-то уже нарушилось от неуместной Марковой реплики. Следователь встряхнул головой и сказал сурово:
– Жильцы дома свидетельствуют против вас. Я не разделяю эти суеверия, но вам придется дать показания…
– Ведьма! Ведьма! – заходился народ за спиной у следователя.
– Ворожка я, – неожиданно треснутым, старушечьим голосом сообщила Фауста. – Не колдунья, да отгадчица: знаясь с бесом, умею отгадывать…
Но было поздно.
– Прошу вас и вашего мужа пройти со мной к месту преступления, – объявил следователь.
– Хорошо, – только и сказала доктор.
Метнула на мужа полный ненависти взгляд и пошла одеваться. Недоумевающий Марк опять поплелся за ней.
– Таня, а как же… – начал он.
– Молчи! – прошипела она.
Кот прошел мимо хозяйского мужа и презрительно фыркнул.
Когда они вышли из подъезда, направляясь к большим деревьям на берегу озера, стояла рассветная свинцовая хмарь. Влажный холодный воздух и даже изморозь на траве – казалось бы, конец августа, но ясно, что лето уже ушло и больше не вернется, а мир все быстрее катится к страшной и неизбежной зиме. «Зимы не будет», – писали одно время на веселеньких рекламных плакатах. Нет, зима будет. Будет точно, – тем ранним августовским утром это было очевидно.
Свидетели гуськом спускались за следователем по косогору. И в направлении этого движения, противоположного извечной веренице паломников, тянущейся за лес, к чистым, было что-то глубоко противоестественное.
Уже от подъезда стал слышен похоронный вой собаки, оставленной охранять труп на берегу. Двое дюжих милиционеров стояли немного поодаль, избегая смотреть в сторону тела. Казалось, что даже им, привычным ко многому, тяжело это видеть.
Новой жертвой зверя оказался огромный молодой негр, гора упругого черного мяса и мускулов. Это большое и сильное тело разодрали с поразительной, даже для Жеводанского чудовища, жестокостью. Прибрежная трава и асфальт забрызганы мозгами, залиты лужами крови, закиданы ошметками разгрызанной плоти. Как будто нападавший на негра зверь был так голоден, словно его не кормили несколько лет.
Каким-то чудом у жертвы сохранилось лицо: чудовище снесло только заднюю часть головы. Толстые сладострастные губы на этом лице еще были полуоткрыты в улыбке, но в глазах застыло выражение бесконечного изумления, смешанного с ужасом. Оставалось только гадать, что выделывала с жертвой голодная Жеводанская волчица, прежде чем разодрать на куски.
