– Да, правда, – словно с удивлением заметила доктор, взглянув на изображение. – А я никогда не замечала. Хороший глаз у тебя.
– Знали бы вы, сколько я таких картинок видел. В репродукциях, конечно. Такие оригиналы, как у вас, только в национальных библиотеках хранятся. Да и сама картинка, честно говоря, необычная.
– Что же в ней необычного?
– Как правило, на литографиях зверь нападает на женщин. Его часто изображают в полный рост: перед прыжком он вставал на задние лапы, а потом бросался на человека. Метил всегда в лицо. Раздирал жертве голову, грудь и живот. А на вашей гравюре жертва не женщина, а мужчина, и зверь не нападает на него, а сидит рядом с изувеченным телом – спокойно сидит, как будто охраняет.
– Виски-то выпей, – сказала Фауста.
Марк вернулся на диван и снова взял в руки стакан.
– Удивительная гравюра, – заключил он. А потом протянул просительно: – Не разрешите ли вы мне ее отснять? Это недолго. Я приду с профессиональной камерой и быстро все сделаю.
– Что ж, приходи, – спокойно разрешила доктор. – Когда ты хочешь прийти?
– А завтра вечером можно?
– Приходи, – повторила Фауста. – Чайку попьем, расскажешь нам с Таней о своем звере. Таня – это ассистентка моя, – объяснила она Марку. – Ей, видимо, так любопытно, что она уже давно стоит в коридоре и подслушивает.
Пунцово-красная Таня вышла из коридора и остановилась в дверном проеме.
– Ну как ты себя ведешь? – спросила Фауста. – Сначала опоздала, потом иголку утопила, теперь в холле прячется. Что за девочка, ей-богу!
– Так интересно было про зверя, – виновато сказала Таня.
– Да расскажет он нам завтра про этого зверя. Правда, Маркуша? – неожиданно ласково осведомилась доктор.
Марк, так до сих пор и не сделавший ни глотка, от растерянности поставил стакан обратно на стол.
– А где же Зверь жил? – спросила Таня, воспользовавшись минутой замешательства.
– Вообще-то неизвестно, куда он прятался, когда уходил от облав, – ответил Марк. – Я полагаю, что там было одно ущелье… Собственно, оно и сейчас есть. Но это долго объяснять, я вам потом расскажу. А на людей он обычно нападал на пастбищах. Он охотился не на быков – именно на людей. Пастушьи псы при его виде только дрожали и скулили, даже не пытаясь защищать хозяев. Правда, быки, за которых прятались пастухи, выставляли ему навстречу рога, но зверь был хитер. Он ловко избегал ударов, огибал быков и опять кидался на людей. А потом зверь так обнаглел, что перестал бояться людных мест и пожирал своих жертв буквально на пороге их собственного дома, в саду. При криках: «Зверь!» крестьяне, конечно, выскакивали из домов с топорами и вилами, но жертва с разодранным лицом, грудью и животом уже валялась на земле. Зверь же, заметив людей, презрительно встряхивал огромной головой и медленно трусил прочь, словно хотел показать, что он их не боится.
