Дрожащими руками он взял прядь волос: она переливалась, словно вода. Он вспомнил Элин в ее спальне в Компере, с распущенными по плечам волосами. Он радостно сказал себе, что всегда знал: когда-нибудь она призовет его к себе. Наверное, Тиарнан слишком часто уходил на охоту, и она поняла, что на самом деле всегда любила Алена. Ей нужно было послать ему весть, но она не умеет писать и не посмела отправить гонца – и под каким-то предлогом заставила церковного служку написать место и время, а вместо подписи вложила свои волосы, зная, что ее возлюбленный поймет. За три дня до празднества святого Михаила – двадцать шестого сентября. У него была неделя.
Он сказал при дворе, что собирается поехать в Сен-Мало и узнать о корабле, который якобы приплыл туда с ястребами из Норвегии. Герцог и большая часть придворных приняли это без комментариев: отъезд одного из рыцарей из тесного замка означал только, что у других будет больше места. Однако когда Ален отказался от предложения Тьера отправиться вместе с ним, тот заподозрил неладное.
– Ты же не едешь в Таленсак? – спросил он, пока Ален укладывал вещи.
– Нет, – холодно ответил Ален.
– Вот и хорошо, – сказал Тьер, не оставив своих подозрений. – Потому что учти, кузен: Тиарнан трех таких, как ты, может убить, даже не позавтракав. А если он узнает, что ты навещаешь его жену, то он тебя определенно убьет. Во время свадьбы было ясно видно, что он души в ней не чает.
– Я не еду в Таленсак, – заявил Ален. Он снял золотое распятие, которое носил на шее на цепочке, и поднял его, зажав в руке. – Клянусь тебе на этом.
Он опустил распятие и набожно перекрестился. Тьер поднял брови.
– О! Хорошо. Ну, если тебе попадутся дешевые ястребы, купи мне одного. Только не кречета: они слишком дорогие.
Вечером за четыре дня до праздника святого Михаила Ален оказался на постоялом дворе в Монфоре – месте, связанном с очень неприятными воспоминаниями, которые он теперь пытался прогнать с помощью надежды. Следующим утром он умылся, побрился и оделся с особым тщанием – в камзол с прорезями, сшитый из красного бархата, с модными широкими рукавами, и в полосатое трико. На этот раз он оставил свои доспехи в Нанте. Они не нужны были ему в выдуманной поездке за ястребами, и терять их было ни в коем случае нельзя. Он опоясался мечом, сел на гнедого боевого коня и отправился в путь с пересохшим ртом и влажными ладонями.
Она появилась примерно за полчаса до того, как колокол церкви Святого Могана зазвонил к девятому часу. Она была одна и ехала на толстеньком белом пони, склонив голову, словно в горе. Ален, дожидавшийся в яблоневом саду рядом с дорогой, почувствовал такое отчаянное сердцебиение, что лишился дара речи и чуть было не дал ей проехать мимо. Однако, поравнявшись с ним, она подняла голову, чтобы посмотреть на церковную колокольню, возвышавшуюся впереди, и при виде ее бледного лица он опомнился и крикнул:
