Ей снился сон. Ее пес Верный забежал во дворец, и она искала его – впрочем, не очень настойчиво, краем сознания понимая, что это всего лишь сон. Ей преградил путь лорд-гофмейстер, стоящий на самой верхней ступеньке дворцовой иерархии. Он поцеловал ее... нет, лорд-гофмейстер не мог ее поцеловать! Сон потихоньку стал сменяться реальностью. Пенелопа ощутила чей-то рукав под пальцами и чей-то поцелуй на губах.
Она резко села на кушетке, ударившись лбом о подбородок Филиппа Сидни, и окончательно проснулась.
– О боже, Филипп, что вы делаете?
Он выпрямился и отступил назад.
– Не сердитесь, любовь моя. Вы выглядели так восхитительно, что я не смог устоять перед соблазном.
– Я выглядела никак не восхитительно! – Пенелопа сердилась, она была уверена, что у нее блестит нос и растрепались волосы, и от этого ее гаев только усиливался. – Как вы могли подкрасться и воспользоваться... вы, распутный тип, вам должно быть стыдно!..
– Мне стыдно, – сказал Филипп. – И раскаиваюсь. Однако он отнюдь не выглядел раскаивающимся. Он выглядел весьма довольным и старался не засмеяться.
– После всех ваших обещаний вот так воспользоваться мной... это не многим лучше насилия!
– Это гораздо хуже, – честно ответил Филипп. Он встал на колени, но только для того, чтобы пошарить под кушеткой. – Вот ваши туфли.
Она выхватила их у него из рук.
– А теперь убирайтесь!
Филипп поднялся с колен.
– Стелла, неужели вы думаете, что сумеете выпроводить меня с помощью гнева? Чем сильнее вы злитесь, тем очаровательнее становитесь. Еще немного, и я поцелую вас еще раз – и снова не спросив согласия. А потом, если вам не понравится, я уйду. – Чуть погодя он спросил: – Вы все еще хотите, чтобы я ушел?
Пенелопа кинула на него многозначительный взгляд и промолчала.
– Простите меня, – тихо сказал он. – Я действительно воспользовался случаем. Но я уже давно понял, чего именно вы хотите – просто было бесполезно объяснять это на словах и пришлось доказать на деле.
С того дня все изменилось. Каждый раз, когда они встречались, он удивлял ее все больше. Он написал еще нисколько сонетов, воспевающих поцелуи, – он называл их завтраком неги. Очаровательный эпитет, но, по мнению Пенелопы, немного двусмысленный.
Она не замечала, как Филипп целенаправленно разрушал все преграды ее обороны. Если бы она знала зимой, как далеко Филипп продвинется по скользкой дорожке любовной игры, она пришла бы в ужас. Но у нее остался еще один, нерушимый рубеж – она никогда не согласится стать, его любовницей.
