Черепашки-ниндзя и Баркулаб фон Гарт | страница 49
Том Каст попытался заказать третью бутылку, но, к счастью, было уже поздно. Каст и не настаивал. Еще спускаясь в ресторан, он приметил, где находится ночной бар. Сердечно попрощавшись, он отпустил собеседников. Те с облегчением удалились.
Ночь была теплой и тихой. В желтом свете фонарей тускло поблескивали пыльные спины машин, уравненные усталостью и ночью. Все одинаковые, они словно бы мстили городу за безразличие, отравляя его тяжелым металлическим дыханием.
Молодые люди, не замечая их, прошли мимо, занятые своими мыслями.
– Ну, как он тебе? – спросил, наконец, Джон.
– Никак. Довольно скучный старикашка. И невоспитанный к тому же.
– Невоспитанный? Почему?
– Ты же видел, как он бесцеремонно записывал… Джон Смитли виновато умолк.
– И вообще, неужели тебе не ясно, что он приехал сюда ради меня!
– Какое это имеет значение? Все равно мы о нем узнаем больше, чем он о нас!
– Мне нечего от него скрывать, – сухо отозвался доктор Круз. – Ни от него, ни от себя. Расстались они у автобусной остановки. Доктор Круз отправился к себе. Странное чувство оставил в нем этот день, полный необычных событий, которые его мысль, едва коснувшись, отбрасывала с отвращением – чувством, пожалуй, столь же неведомым ему, как стыд, пронзивший его сегодня. Мир, представлявшийся ему таким покорным и подвластным разуму, вдруг оказался сложным и-уродливо хаотичным. Впервые в жизни доктор Круз почувствовал, что за всем, что он видит, что так легко постигает мыслью, кроется нечто невероятное, глубокое и темное – глубже и темнее самых мрачных и бездонных вод.
Он плыл по ним с удивительной легкостью, без всяких усилий. Вода свободно скользила по его спине – прохладная, блестящая, ласкающая даже. Вокруг не было ничего, кроме сумерек, сгущавшихся где-то вдали. И все же его слабые глаза напряженно смотрели вперед, он был начеку. Он не знал, чего страшился, но страх переполнял все его существо – от пустого желудка до кончиков тонких желтых пальцев. Он весь был – плывущий страх и голод. Да, голод, неудовлетворенность и беспомощность.
И вдруг он увидел рыбу. Огромную, неизмеримую взглядом. Она медленно плыла в тихой, упругой воде, лупоглазая, спокойная, наверное, не очень голодная. Потом лениво разинула рот, и он на мгновение увидел белесую пасть, бледные розовые жабры. Верно, заглотнула что-то невидимое. Ощутив это всем своим напряженным существом, он быстро нырнул, вжался в холодную скользкую тину. Здесь он почувствовал себя увереннее – он был так же невидим, как вода, которая по-прежнему ласково струилась над ним. Замерев, он следил, как сверху проплывает твердый белый живот. Потом живот исчез, оставив за собой лишь слабые толчки воды, волнуемой мерными движениями рыбьего хвоста.