Арап Петра Великого-2 | страница 25



— Да нет, государь, я того хорошо запомнил. На всю жизнь. — Он потёр шишку, — у того рога на голове были. И морда раза в полтора толще. И ростом с Меншикова.

— Чего ты все на меня киваешь?! — Крикнул из-за спин Меншиков. — Чуть что — Меншиков. Ты лучше скажи, может ентот черт на Занзибала похожий был?

— А че тут говорить? Ганнибал с Занзибалом на одно лицо. А черт совсем другой.

— Что случилось-то? — Спросил Ганнибал.

— Нынче ночью, — ответил царь, — какой-то черт снял с Ромодановского носок с ключом и казну государственную обчистил.

— Ну и дела! — Присвистнул Ганибал. — Выходит, это я ночью на лихоимца наткнулся? Знал бы я наперёд — что енто вор, ему б от меня не уйтить!

— Брешет он, мин херц! — Заорал Меншиков. — Энто они, ефиопы, казну обчистили! Сердцем чую! Хватай его, мин херц! Говорил я про заговор ефиопов! Мыслю я, что ихний сообщник во дворце обретается! Вели, мин херц, облаву учинить, а Ганнибала в колодки и пытать нещадно!

— Ах ты гадина! — Охнул Ганнибал. — Это я-то вор?! Это я-то у мово государя казну спёр? — Он набросился на Меншикова, и, повалив на пол, стал тузить кулаками. — Получай, гундосый! Давно ты уже напрашиваешься!



Ушаков со товарищи с трудом растащили их по углам.

— Ну что, Алексашка, допрыгался? — сказал царь. — Не будешь впредь людей оговаривать, не разобравшись.

По этому делу было учинено следствие, которое, правду сказать, так ничем и не закончилось. Никакого ефиопа во дворце, обаружено не было. Да и носок князя-кесаря бесследно пропал. В дверь государственной казны врезали новый замок.




ЭПИЛОГ

Прошло ещё два года.

Однажды секретной почтой в Петербург пришло шифрованное письмо из Америки от Занзибала. Письмо это, однако, по русской безалаберности было доставлено не по адресу. Оно долго гуляло по рукам и попало наконец к князю Меншикову. Меншиков расшифровал его. В письме говорилось вот что:

"Здравствуй, государь Пётр Алексеевич.

Пишет тебе из далёкой Америки твой верный слуга Занзибал Петрович Пушкин.

С Божией помощью добрался я до Америки. Доехали благополучно, ежели не считать, что в Ледовитом океане пятеро матросов заболели северным сиянием и покидались в беспамятстве за борт. В остальном же обошлось без приключениев. Зело согревала меня в дороге енотова шуба с твово плеча. На полпути вышли запасы солонины, по сему занялись временно промыслом морских котиков и питались остатний путь морской кошатиной, нешто морские бродяги.

А когда огибали берег Ипонский, то пальнули по нам ипонцы с пушки и разнесли ядром грот-мачту, которая на палубу опрокинувшись, придавила собою мичмана Ерохина Федора, Данилова сына, кой застрадал через енто расстройством в желудке и семь ден пил горькую для восстановления хфункции. Опасались, что сей Ерохин от удара об грот-мачту будет конуженным, аки покойный инвалид Зверюгин, и маршировать по палубе зачнёт беспрестанно. Но обошлось, слава Богу. А ипонцам энтим мы в ответ с мортиры навесили так, что снаряд улетел вглубь Ипонии и, наверняка, наделал там нарушениев премного, во славу русского оружия. Чего в точности порушено было не ведаем, поелику пушка зело изрядная и палит далече, с корабля не видать. Посему выходит, что с честию из баталии мы вышли, и потерь у нас токмо грот-мачта единая, а у ипонских басурман — не в пример нам хуже, и неизвестно чего и сколько.