Несчетное количество гондол, фантастически разукрашенных, убранных цветами, лавровыми ветвями, алым шелком, на которых играла музыка, покрывало море от площади Сан-Марко до самого Лидо, естественного мола Венеции, уходящего глубоко в море. Среди них покачивалась и гондола Аретино — также убранная алым шелком, большая, но проворная. Разумеется, и ее felce (каютка) снаружи была отделана атласом, а изнутри бархатом. От носа до кормы лодка сияла золотой бахромой, радовала глаз причудливыми восточными вышивками. Но больше всего очаровал Троянду ferri — гребешок-водорез на носу, который был не только вызолочен, но и украшен страусовыми перьями и цветами; к тому же на ferri горел драгоценными камнями щит с гербом нового патриция Аретино. Рукоять массивного весла покрывала серебряная чеканка, а баркайоло, наряженный в бархат, шитый золотом, являлся как бы частью великолепного сооружения. Это была поистине роскошная гондола (некоторые состоятельные венецианцы даже разорялись на отделке своих гондол!), и Троянда только теперь поняла, что имел в виду ее возлюбленный, сказав однажды: «Что касается меня, то я хотел бы, чтобы после моей смерти господь превратил меня в гондолу или хоть в навес к ней, а если это слишком, то хоть в весло, в уключину или даже в ковш, которым вычерпывается вода из гондолы». К тому же оказалось, что волшебник Аретино пригласил в свою ладью самого Тициана и даму Корреджо, так что Троян да, возбужденная тем, что ей предстояло вечером, и тем, что наконец-то удостоилась встречи с этими великими людьми, не знала, куда девать себя от радости и смущения.
Впрочем, никто из окружающих не обращал на нее внимания — разумеется, кроме Пьетро. Все зрители: знать, ремесленники, рыбаки, явившиеся в залив на своих лодках, покрытых сетями и цветами, во главе со своим собственным дожем (il Doge de'Nicolotti), — не отрываясь смотрели, как архиепископ благословлял перстень и подавал его дожу Венеции.
Затем прелат вылил сосуд, полный святой воды, в море, и дож величественным жестом бросил туда перстень, произнося древние, заветные слова: «Море, мы обручаемся с тобой в знак нашего истинного и вечного господства!»
Ударила музыка, в воду охапками полетели цветы, и бирюзовая соленая вода залива сделалась розово-алой и сладостно-благоуханной от великого множества роз. Буцетавр, медленно развернувшись, торжественно двинулся в обратный путь, а следом потянулись гондолы зрителей.
