* * *
На взгляд Троянды, обряд закончился слишком быстро. Она почему-то ощутила себя обманутой. Как, и это все?! Так долго ждали, столько предвкушали… А может быть, ей так показалось потому, что она всем существом своим ждала и предвкушала другое событие? Дай бог, чтобы эти ожидания не были обмануты!
А Пьетро, и великий художник, и дама Корреджо были в восторге. Донна Вероника даже прослезилась от умиления, в то время как Троянда сидела в уголке, ощущая себя отчаянно одинокой и чужой всем этим людям, этому блеску и буйному веселью. Где-то там, в заснеженных просторах, которых она почти не помнила, была убита ее мать. И пусть это страшное событие произошло чуть ли не пятнадцать лет назад, Троянде сейчас казалось, что ее отделяет от него один-единственный миг.
Сердце Дашеньки стонало от горя, но ей пришлось выдержать и медленное возвращение, когда густая золотая мишура гондол покрыла Большой канал, и долгий, долгий обед… Троянда впервые оказалась за общим столом в доме Аретино. Около полусотни обедающих собралось здесь, и Пьетро, окруженный знатными особами, веселый, хмельной, хохочущий, торжественно восседал среди них, далекий, как никогда. Троянда ела рассеянно, не ощущая вкуса, не без удивления поглядывая на стайку молоденьких, хорошеньких женщин, одетых в свободные одеяния, с роскошно убранными волосами, которые почему-то не сводили с нее глаз, перешептываясь и пересмеиваясь. Словом, обед был истинным мучением, которое длилось до тех пор, пока надменный, сдержанный Луиджи не позвал Троянду от стола и не вывел в соседнюю комнату, где ее ждала женщина с безумными от усталости глазами, нагруженная пухлым узлом.
Это была портниха, привезшая костюм, и при виде ее Троянда первый раз за день перевела дух: ее замысел двинулся к осуществлению.
* * *
И Большая, и Малая площади, и прилегающие улицы, и Большой канал были залиты разноцветными огнями. Всюду танцевали маски, и те, кто смотрел с балконов на это зарево венецианского карнавала, на это море людей, блестящее золотой чешуей, зелеными и голубыми крыльями, перьями всех цветов, причудливыми и пестрейшими головными уборами, целыми волнами развевающихся во все стороны лент, позументов, полотнищами атласа, бархата и парчи, поддельными каменьями, сверкающими, как настоящие, и настоящими, блеск которых затмевал огни, — уже не могли разобрать, кто как здесь одет. Сверху было видно только удивительное сочетание красок, слышен только общий веселый гул, и в конце концов начинало казаться, что это одно тысячеголовое, пестрое, восхитительное, многоцветное существо мечется внизу. Процессии, одна другой ярче, с фонарями, хоругвями, знаменами, вызывали восторг, рукоплескания, крики — и растворялись в толпе масок. Маски слонялись тысячами, скапливаясь кое-где до такой степени, что между ними действительно яблоку нельзя было упасть.
