Дашенька посмотрела туда — и отпрянула, и неслышно прикрыла дверь, и влетела в свою комнатушку, забилась с головой под одеяло, уверяя себя, что это морок, страшное видение, что не могла ее матушка лежать там — голая, неподвижная, залитая кровью! Нет, нет! Все привиделось. Надо сидеть тихо, надо уснуть — и к утру кошмар исчезнет…
Увы, к утру морок не иссяк, ибо утро Дашенька встретила в завьюженном лесу, за несколько верст от Москвы. — и с тех пор вся жизнь ее превратилась в сплошной кошмар! Убийца ее матери держал в руках ее жалкую жизнь, и Дашенька чувствовала: стоит Марко заподозрить, что она знает об убийстве, — прикончит не задумываясь!
Теперь больше всего на свете она боялась словом обмолвиться, взглядом намекнуть на то, что страшная картина преследует ее неотступно. И незрелым, смертельно перепуганным своим умишком она поняла: чтобы не думать об этом, не выдавать своих мыслей, надо все забыть! И она забыла, забыла накрепко, на долгие годы… вспомнив лишь теперь, при звуке этих часов, при звуке этого голоса, при виде благообразного лица убийцы.
Беспамятство помогло ей выжить, а теперь казалось, будто она умирает.
* * *
— Троянда! О мадонна, да что же это? Что с тобой, Троянда?! — пробился к ее сознанию знакомый голос, и она очнулась, поняв, что Пьетро почти держит ее на руках, встревоженно повторяя: — Что с тобой, Троянда?
— Троянда? — переспросил купец, судя по виду, искренне обеспокоенный состоянием знатной покупательницы. — Прекрасную донну зовут Трояндой? Имя удивительное, под стать ее красоте! Но на каком же это языке, позвольте спросить, синьор, и что оно означает?
— На каком-то славянском, — буркнул Пьетро. — Означает…
Все хорошо, мне уже хорошо, — перебила его Троянда, утверждаясь на ногах и посылая успокаивающую улыбку своему заботливому возлюбленному и любезному купцу. — у меня просто закружилась голова от изобилия ваших сокровищ! Нужно немножко постоять на свежем ветру — и все пройдет.
Купец, страшно разочарованный тем, что богатая пара ускользнула, не оставив ему ни одного дуката, искусно скрыл свое огорчение. Но его притворство не шло ни в какое сравнение с притворством Троянды! Только она сама да ее мать, несомненно, глядящая сейчас на нее с небес, знали, чего стоило ей твердо стоять на ногах, и беззаботно улыбаться, и даже помахать на прощание, утешая огорченного купца. Так же безошибочно, как в те далекие страшные дни, когда она чувствовала: чтобы выжить, надо забыть, Троянда чувствовала и теперь: надо смолчать сейчас, чтобы отомстить! Одно слово, один взгляд — и убийца ее узнает, все поймет… исчезнет! Нет. Нет! Смерть уже нависла над ним, но еще никто не знает, где и как она найдет его — внезапная и неотвратимая месть!
