Джуди всегда казалось, что ее давно потерянная дочь должна быть похожа на нее, однако единственное сходство между двумя женщинами было в очертаниях тонкокостной изящной фигуры. Остальные три женщины в комнате сидели неподвижно, будто загипнотизированные разворачивающейся у них на глазах драмой. Лили сделала нерешительный шаг к Джуди. Пэйган, необыкновенно элегантная в розовом шерстяном костюме, вдруг заметила, что у Джуди и у Лили совершенно одинаковые, «кукольные» руки. Она наклонилась к зеленоглазой женщине в темно-красном костюме.
– Не думаешь ли ты, что нам лучше уйти? – прошептала она, обращаясь к Кейт, сидящей на абрикосового цвета диване.
Кейт Райэн, не в силах отвести взгляда от Лили, только пожала плечами. Она поймала себя на том, что мысленно делает заметки, будто уже пишет статью. Лили неуверенным шагом двигалась навстречу Джуди, та же стояла молча и неподвижно. Кейт уже раскрыла было рот, чтобы что-то ответить, но третья из присутствующих в комнате свидетельниц сцены, элегантная блондинка в платье из голубого шелка, предупреждающе поднесла палец к губам, и все трое зачарованным взглядом следили за тем, как мать и дочь нервно обнялись. Движимые естественным желанием преодолеть боль и неловкость момента каким-то физическим действием, они все крепче и крепче сжимали друг друга в объятиях, но – как отметила Кейт – не поцеловались.
Джуди вдруг всем своим существом осознала, что она в первый раз прикасается к дочери с того самого трагического момента, когда в швейцарском госпитале, где родился ее незаконный ребенок, она протянула трехмесячного младенца его приемной матери. Все сильнее прижимая дочь к сердцу, Джуди поняла, что они обе уже долгие годы нуждались в этом контакте и нужда эта была подобна голоду. И это их объятие было прежде всего утолением голода, а потом уже – жестом тепла, любви и привязанности. И в то же время для обеих это было и жестом доброй воли.
«Это моя дочь, – думала Джуди, ощущая вибрирующее тепло тела Лили. – Я родила эту роскошную женщину; эти дикие каштановые глаза, косая линия скул – когда-то они были частью меня. Я сотворила их. – Она скользнула взглядом по золотистой коже предплечий: – Вот плоть от плоти моей».
«Она не чувствует себя моей матерью», – размышляла Лили, ощущая под руками изящное женское тело в коричневом вельветовом платье. Диковинная смесь облегчения и возмущения родилась в ее душе; она всегда окутывала свою таинственную незнакомку-мать мистическим ореолом, иначе слишком жестоким и грубым представал отказ матери от нее, Лили, в трехмесячном возрасте. Теперь обретя наконец свою родительницу, Лили надеялась, что она обретет и защиту, но, поглядев в глаза Джуди и увидев в них боль, страх и чувство вины, Лили вдруг сама ощутила себя материнской защитницей.
