— Погоди, Арсен! Скидывай к чёртовой матери свои лохмотья! Негоже казаку оборванцем из Сечи ехать! Да разве кошевое товариство не может снарядить тебя как следует? Вот на, держи!
Он быстро сбросил с себя тонкий синий жупан из венгерского сукна и серую смушковую шапку-решетиловку[4].
— Теперь не стыдно и под венец! — с удовлетворением осмотрел он товарища, натягивая на себя его поношенную одежду. А завидев Товкача, который, ничего не ведая, приближался к ним, громко крикнул: — И первому же, кто посмеет обозвать запорожца горемыкой или бедняком, заткни глотку сабелькой Товкача!
Красноречивый жест в сторону дорогой Товкачовой сабли, сверкавшей на солнце драгоценными камнями, и прозрачный намёк, чтобы тот подарил эту саблю другу, вызвали среди казаков смех. Все знали пристрастие Товкача к дорогому оружию. Сам он был, пожалуй, одним из беднейших среди товарищества, ходил в лохмотьях, зато имел богатейшую саблю. Такой даже у кошевого не было.
Товкач захлопал чёрными воловьими ресницами, однако потихоньку стал отстёгивать от пояса саблю. Нижняя губа у него задрожала.
— Я с радостью… Чего ж… Бери, Арсен! — бубнил он. — Нешто пожалею для друга?..
Все видели, что ему все-таки жалко расставаться с саблей, и потешались над плохо скрытым огорчением казака. Метелица весь трясся от смеха и тяжёлыми кулаками вытирал слезы. Его толстые мясистые щеки мелко дрожали, а белая мохнатая шапка чуть не падала с головы.
— Ох-хо-хо! Сегодня ночью нашего Товкачика блохи закусают! С досады не заснёт до утра!.. Брось тужить, парень, ещё подвернётся под твою руку какой-нибудь татарский мурза — и снова заимеешь такую же игрушку!
А Звенигоре сказал:
— А от меня, Арсен, трубку получай и кисет! Кури на здоровье!
— Спасибо, батько! Спасибо, друзья! — благодарил растроганный Звенигора.
В этот миг на крыльце войсковой канцелярии появился джура[5] кошевого.
— Звенигора! — крикнул он — Звенигора-а!
— Чего тебе? — ответил казак, одёргивая на себе новый кожух.
— Давай живей до кошевого! Не мешкай!..
Звенигора удивлённо посмотрел на товарищей, как бы спрашивая, что там стряслось, но никто ничего не знал.
— Бью тебе челом, славный кошевой атаман Иван Серко! — торжественно поздоровался и низко поклонился кобзарь, когда Товкач ввёл его в большую, хорошо прибранную комнату войсковой канцелярии и шепнул, что перед ним — сам атаман. — У меня к тебе дело спешное… Неотложное и секретное…
Серко подал знак Товкачу, чтобы вышел, а сам встал из-за стола и сказал:
