Я-то денег не скопила. Водяра меня сожгла, любовь моя единственная. Хотя тоже красивая была, только растолстела и из формы вышла. Ведь мне сначала не все равно было, с кем в койку падать, а тяпну стопарик – и все легче… Потом уж так привыкла, что без дурмана никак не могла, работала только пьяная вполсвиста. От водки я разжирела, как бочка, одни ноги остались стройные. Поглядеть – пузырь на ножках, да и только… этих, как их там… пропорций никаких. Не смотри на меня так, я теперь тощая, как старая сука, потому как пришли такие времена, что и сало с меня слезло.
А Марыська – Жемчужина, значит, – год отъедалась, пока из нее первоклассная мочалка сделалась. Мишура все рассчитал, когда ее откармливал, он свою выгоду на сто лет вперед просчитал, стрекулист… Стартовала она ночной бабочкой в дорогих кабаках, факт! Ни дать ни взять – графиня из высшего света! Потом я редко ее видела, да и то украдкой, Мишура ей не позволял. А сердце у нее доброе было, навещала она меня. Я-то уж форму потеряла, и Мишура не хотел, чтобы нас с Жемчужиной вместе видели, а то сразу бы в ментовку замели. Времена настали такие, что все языки об нас обтрепали: язва на живом теле общества… Один лейтенантик – молоденький! – про это трещал, как по писаному! Смех один. Потом я слышала, что Жемчужина Мишуру вокруг пальца обвела, с какими-то деньгами в бега ударилась. Словом, пропала она из Щецина.
Женщина замолчала, выпила водки. Я была почти благодарна ей за эту паузу, мне надо было перевести дух, собраться с мыслями.
– Поставишь еще бутылочку – я тебя с одной такой сведу, что потом с Жемчужиной какое-то время вместе ходила… Она, если захочет, отправит тебя к одной бабе, которая совсем хозяйка-барыня стала, вилла у нее в Свиноустье. Вот и воротит теперь нос, сволочь такая, от старых подруг!
Что я могла еще узнать? И все же мне хотелось докопаться до дна.
Мелька жила несколькими улицами дальше, она тоже не уехала с этой богом забытой окраины. Четырехэтажный старый дом довоенной постройки. Раньше он был доходным. Посреди дома арка и ворота. Должно быть, когда-то еще три здания составляли замкнутый квадрат с двором-колодцем посередине, в войну уцелело только одно. Теперь ворота вели в никуда, на широкую площадь. Дом казался пережитком забытого прошлого.
«Мелания Словикова», – прочитала я на металлической табличке на двери. Моя проводница заколотила скрюченными пальцами в дверь, хотя рядом торчала кнопка звонка.
