За свои неполные тридцать девять Артему удалось успеть больше, нежели многим его коллегам за длинную жизнь. Поездил по миру, поблистал, написал то, что хотел и мог, напечатал, обрел известность. Руководил, участвовал осведомленно в гуще лживой пропаганды, что заполонила в утекшее десятилетие все и вся. Культивируя эту ложь волей-неволей, рекламируя (обличение — тоже реклама, да еще какая!) все, что сегодня возможно. Это его и убило… Энергии, которая наполняла маленького Темку, хватило бы ему и взрослому еще надолго. Чья несчастливая звезда из оказавшихся с ним в этом злополучном “чартерном рейсе” на Киев заслонила его, явно счастливую? Выяснится ли? Не очень-то выяснялось до сей поры, хотя и брали “под личный контроль”…
Грустно. Грустно, когда гибнут, умирают те, кого знал. Пусть и не друзья. Но они — часть памяти твоей: еще одним живым обликом в полосе запечатленного меньше. Потух уголек, один из множества тлевших — кострище утратило в яркости уходящего во мрак сияния…
Через шесть дней я запишу, как Генрих Боровик, семидесяти с лишком лет, отец убиенного Артема, в программе “События” на ТВЦ, отвечая на кокетливо-ленивые вопросы ведущего Дмитрия Киселева, говорил о своем (!) блистательном пути, о своих (!) архивах и дневниках, посетовав мельком, что надеялся на Темку: мол, обработает и опубликует. Ну а теперь самому, мол, придется напрягаться… “Легенда советской журналистики” — оценил его, завершая передачу, ведущий. (На мой взгляд, убиенный сын был ярче, интересней, талантливей.)
Шесть дней прошло! Шесть. Еще душа от тела погибшего сына не отлетела в горние выси… Я не сужу отца: каждый живет, переживает свершившееся согласно своему внутреннему содержанию, наполнению. Я пытаюсь понять: что же? как? Воспользоваться происшедшим для саморекламы?
“Все — на продажу”, — так называлась лихая пьеска Васьки-американца, шедшая в 60-х годах прошлого века в театре “Современник”, когда театр еще располагался в своем первом помещении рядом с гостиницей “Пекин”. Там прежде был кинотеатр, — не помню уже какой, — но как же у них, у Олега Ефремова и прочих, столь же молодых, талантливых и прекрасных, все тогда было необычно, наполнено могучей новой энергетикой. Потом, увы, стало, как у всех. Но это к слову.
Что касается пьески Аксенова, то автор всей своей дальнейшей жизнью подтвердил: “ubi bene, ibi patria…”: родина — там, где больше тебе отмусливают наличных, где ты сыт и благополучен, а то случайное место, где тебя черт угораздил родиться? Так — пятно на карте. Забыть и наплевать.
