Прежде чем разойтись по комнатам, они прослушали местный прогноз погоды. Снегопад обещали в течение всей ночи и весь Сочельник, однако к Рождеству он должен был прекратиться. С Атлантики надвигался тёплый фронт.
— Мне всегда казалось, — заметил Хилари, — что “тёплый фронт” — это декольтированная леди времён Регентства, которая прикладывает к груди скомканный край шлейфа, чтобы согреть его. Шлейф, разумеется.
— Не сомневаюсь, что Крессида в числе своих грядущих обязанностей сыграет для тебя эту сомнительную интермедию, — сухо произнесла тётя Клу.
— Знаешь, дорогая, мне кажется, у неё получилось бы, — сказал Хилари, целуя тётку на ночь.
Вешая красное платье в шкаф, Трой обнаружила, что ниша, в которую он был встроен, примыкает к аналогичной нише в комнате Форестеров, так что оба помещения разделяет лишь тонкая перегородка.
Миссис Форестер, кажется, тоже занималась размещением своего туалета. До Трой долетел скрип вешалки, и она едва не подпрыгнула, услышав собственное имя, произнесённое громким голосом чуть ли не в самое ухо:
— Трой! Странное имя для христианки.
— …не…, понятно…, известна… — глухо донёсся, словно из-под рубашки, голос полковника.
— Моё мнение тебе известно, — сварливо отозвалась миссис Форестер. — Я говорю…
Конечно, это было неэтично, но Трой просто не могла себя заставить отойти от шкафа.
— …не доверяю… Никогда не доверяла, — продолжал голос. — Тебе это отлично известно… Небольшая пауза — и финальный выкрик:
— …или поздно, все будет оставлено на милость убийц!
