В то время много было таких случаев. Поговаривали о диверсии, но ничего доказать не могли. Шла война. И только в послевоенные годы, когда мне было лет десять, был арестован немецкий лазутчик и его жена. У них нашли рацию и шифровки. Мы, маленькие дети, бегали смотреть на небольшой деревянный дом, в котором жили немецкие шпионы. Костромичи, когда судачили об этом происшествии, вспоминали, что, хотя Кострома недалеко от Москвы и здесь был оборонный завод, эвакуированный из Ржева, но немец никогда не бомбил город. Это было загадкой. И вот загадку разгадали спустя почти десять лет после войны.
Первые месяцы моей жизни мама не работала. Страх потерять меня всегда присутствовал в семье. Правда, потом маме пришлось пойти работать: жить на пенсию отца, который вернулся с Великой Отечественной инвалидом, было невозможно. Родители голодали. Папа заболел открытой формой легочного туберкулеза. Туберкулезный бронхоаденит не миновал и меня, а потом и родившуюся на шесть лет позже мою сестру.
Но зато мне он подарил в те годы встречу с замечательным детским врачом - Чекановой Верой Александровной. Маленькая, сухонькая старушка светилась добротой и глубокой внутренней интеллигентностью. Она была из "бывших". Еще до революции получила медицинское образование за границей. Вера Александровна была почти членом нашей семьи. И ещё я помню медицинскую сестру, что работала с ней. Молодая, красивая, обаятельная и очень мягкая. Мягкая руками и душой. Я только сейчас, по прошествии многих лет, вижу и понимаю, что эти две женщины лечили не лекарствами, а душевным теплом.
Вера Александровна Чеканова была глубоко верующим человекам. Когда мы уходили, она всегда напутствовала: "Все будет хорошо. Ступайте с Богом". Я, проработав в медицине уже без малого сорок лет, могу сказать, что очень редко мои коллеги, с которыми я работала, и врачи, к которым я обращалась как пациент, по своему отношению к больному и его семье были похожи на доктора моего детства. Вера Александровна была, по сути, семейным духовником. Она знала о нас все, потому что лечила не только мое больное тело, но и давала моим молодым родителям житейские советы. А они в них нуждались, в Костроме у них родных не было.
В этот город их забросила война. Сами они были из Ржева. Маме было восемнадцать, а папе двадцать, когда они поженились. Было это 25 мая 1938 года. Они прожили вместе полвека. Папа умер 15 апреля 1988 года в день Пасхи, а мама - спустя десять лет, 4 апреля 1998 года. Они похоронены на нашем сельском кладбище в сосновом бору. Сначала папа был похоронен на Домодедовском кладбище, которое находится за городом, в часе езды на машине. Конечно, мертвым все равно, где лежать. Но кладбище, как ни странно это звучит, предназначено для живых, для тех, кто посещает могилы. А Домодедовское занимало громадное открытое пространство на заболоченном месте без единого деревца и было заполнено квадратиками два на два. Во время дождей многие могилы покрывались водой.
