Мое счастье поступления в Университет дружбы, где, кроме медицинского образования, я уже в совершенстве овладела иностранными языками и получила не только диплом врача, но и переводчика и, более того, издала - уже позже - серию медицинских словарей, в ту пору было омрачено. Однажды я проснулась в комнате общежития. Была глубокая ночь. Тишина. У меня бешено колотилось сердце от страха, который буквально сковал меня.
Было ощущение, что мне шестьдесят лет, что я прожила жизнь и ничего не добилась. Это было так реально, что страх усилили чувства тоски и безысходности. За свои восемнадцать лет я никогда такого не испытывала. Это состояние длилось мгновение, но запомнилось мне на всю жизнь. Откуда это ощущение? Как я сейчас понимаю, мне приснился, как бы бабушки сказали, вещий сон. Сон, в котором события прошлых жизней или будущей были реальными. Это ощущение я пронесла через всю свою жизнь, пытаясь сделать его созидающим. Но тогда это ощущение не было осознанным, я не знала истинных событий этого сна и поэтому, когда я приближалась к своему шестидесятилетию, то все больше и больше понимала, что вещие сны сбываются, если не попытаться разгадать их.
Я всегда была очень жизнерадостной и свободно-созидательной в своей жизни. Я росла в семье желанным ребенком. До меня родители потеряли двух детей: сына трех с половиной лет, Женечку, и восьмимесячную Шурочку. Женечка умер от пневмонии, когда отец воевал на Финской войне. Папу отпустили с фронта, чтобы похоронить сына. Мама принесла Женечку в детские ясли-сад здоровеньким, вот на фотографии он красавец крепыш, а спустя три дня он умер у неё на руках. Тогда было очень плохо с антибиотиками.
Когда мама рассказывала о смерти Женечки, то всегда с неприязнью вспоминала окошечко, через которое детей принимали в ясли и отдавали родителям. Полагалось ребенка раздеть и передать его голеньким. И так же голеньким его возвращали. Были видны только руки того, кто брал и отдавал ребенка. При этом мама всегда спешила, боясь опоздать на работу: с опозданием в то время было строго.
В приемной яслей-сада было холодно. Холодные руки и маленькое незащищенное тельце. Я помню это окошко, хотя никогда меня не отдавали в ясли-сад, но об этом потом. Хотя почему потом? Можно и сейчас. Дело в том, что, когда в семье умирают дети в раннем возрасте, их энергоинформационная сущность, душа, переходит в физическое тело следующего ребенка, родившегося в этой семье. В моем биокомпьютере записаны все события, которые происходили в жизни моих брата и сестры. Поэтому я помню тяжелую челюсть и злые стальные глаза женщины в белом халате, которая принимала детей по ту сторону окошка. На руках у мамы умерла и Шурочка, которую совсем безжизненную, с почерневшим животиком однажды сунули руки из окошка. Утром она была совершенно здоровой. Шурочку отравили, говорила мама.
