Сопалатники приняли радиосообщение к сведению и молча улеглись на койки. Тимофеев попытался было сказать что-нибудь избитое насчет бедных синоптиков, но его никто не поддержал, подобравшийся коллектив, видимо, склонялся к более утонченному юмору и потому молчал.
Тут из коридора донеслись типично обеденные звуки, это были бодрые неразборчивые голоса, шорох и топот ног, хлопанье дверей, шелест вольных байковых одежд о воздух и тела, в них содержащиеся.
Правда, ни звона посуды, ни отчетливых слов о еде, тем более чавканья, не слышалось. Но было абсолютно ясно, что никуда, кроме обеда, люди по коридору так идти не могут.
Это сразу поняли в палате все, кроме вновь прибывшего Самосейкина. Для выработки обостренной больничной интуиции нужно было провести в данном учреждении чуть больше времени. На обед отправились вдвоем, Владлен Сергеевич и дядя Эраст.
- Вас с чем госпитализировали? - мягко поинтересовался старик по дороге.
- Так, колики какие-то в животе второй день донимают. Мне спецбольницу предлагали, да я отказался, - зачем-то соврал Владлен Сергеевич, но соврал, как всегда, очень убедительно, - пока, стало быть, на обследование... М-м-да... А я знаю - рак у меня. Потому и лег в эту казарму. Все равно уж...
Владлен Сергеевич обреченно махнул рукой.
- А вы?
- У меня водянка правого яичка, резать будут, - очень внятно и раздельно произнес дядя Эраст.
Произнес, а сам испытующе-строго заглянул в лицо собеседника. Тот отвел глаза, но и тени усмешки не мелькнуло в них. И это определенно понравилось старику.
Когда они пришли в столовую, у Афанореля как раз подходила очередь. За обедом Владлен Сергеевич и Афанорель познакомились, разговорились, хотя вроде бы и не принято разговаривать во время приема пищи. У интеллигентных людей, по крайней мере.
А на них многие поглядывали с интересом, было ясно, что люди узнают бывшего видного общественного деятеля, что сбивало Владлена Сергеевича с правильного, несуетливого настроя на обед. Поэтому отобедал Владлен Сергеевич торопливо и без удовольствия. Он, конечно, вряд ли испытал бы удовольствие и в том случае, если бы на него совсем не обращали внимания. Еда на такое положительное чувство и не претендовала.
- М-м-да... У нас, в Древней Греции, кормили лучше, - произнес свою дежурную остроту Афанорель, отодвигая тарелки с едва тронутыми яствами.
- А по мне так ничего, вполне пролетарская пища, - промямлил с набитым ртом дядя Эраст, - в иные времена вы бы и этому радехоньки были.
