Каждый раз, как открываются двери, глаза ее проясняются и она думает, что вы войдете. Потом, когда она видит, что это не вы, ее лицо принимает прежнее страдальческое выражение, покрывается холодным потом, а к вискам приливает кровь.
19 февраля, полночь.
Какой печальный день сегодня, бедный господин Арман! Утром Маргарита задыхалась, доктор пустил ей кровь, и голос немного вернулся к ней. Доктор советовал ей послать за священником. Она согласилась, и он сам пошел за аббатом из Saint-Roch.
В это время Маргарита подозвала меня к себе, попросила открыть шкаф, показала чепчик и длинную рубашку, обшитую кружевами, и сказала ослабевшим голосом: «Я умру после исповеди, надень мне тогда эти вещи: это кокетство умирающей». Потом она меня поцеловала с плачем и добавила: «Я могу говорить, но я слишком задыхаюсь, когда говорю. Я задыхаюсь! Воздуха!»
Я разразилась слезами, открыла окно, и через несколько минут вошел аббат.
Я пошла ему навстречу.
Когда он узнал, где находится, он немного испугался дурного приема.
«Входите смелее, мой отец», — сказала я.
Он не долго оставался в комнате у больной и вышел оттуда со словами: «Она жила как грешница, но умрет как христианка».
Через несколько минут он вернулся в сопровождении мальчика, который нес распятие, и причетника, который шел впереди и звонил, возвещая, что Господь идет к умирающей. Они вошли в эту спальню, которая слышала некогда совсем другие слова, а теперь стала святым местом.
Я упала на колени. Не знаю, как долго останется у меня в памяти впечатление, которое произвела на меня эта сцена, но не думаю, чтобы что-нибудь земное могло меня так потрясти.
Аббат помазал ноги, руки и лоб умирающей, прочел коротенькую молитву, и Маргарита была готова, чтобы вознестись на небо, куда она, наверное, вознесется, если Бог видел испытания ее жизни и святость ее смерти.
С этого момента она не произнесла ни слова и не сделала ни одного движения. Только ее дыхание говорило о том, что она жива.
20 февраля, 5 час. вечера.
Все кончено.
Сегодня ночью, часа в два, началась агония. Ни один мученик не претерпевал таких мучений, если судить по ее крикам. Два-три раза она вставала на постели, как будто цепляясь за жизнь, которая уходила к Богу. Два-три раза назвала ваше имя, потом все смолкло, и она в изнеможении упала на постель. Безмолвные слезы полились у нее из глаз, и она умерла.
Я подошла к ней, позвала ее, она не отвечала, тогда я закрыла ей глаза и поцеловала в лоб.
