Отвратительная погода. МИХАИЛ стоит ПОД дождем у поручней речного парохода. Над ним нависло черное небо. С берега на него смотрит ГЕРЦЕН. Михаил пытается перекричать бурю.
МИХАИЛ. До свидания! До свидания, Герцен! Спасибо! До свидания, Россия! До свидания.
Июль, 1840 г.
Улица (Санкт-Петербург).
Торопящийся БЕЛИНСКИЙ идет наперерез
ГЕРЦЕНУ, который держит в руках журнал.
ГЕРЦЕН. ВЫ Белинский?
БЕЛИНСКИЙ. Да.
ГЕРЦЕН. Герцен. Наш друг Бакунин, возможно, говорил обо мне.
БЕЛИНСКИЙ (в некотором смятении). Говорил? Ах, нуда, говорил…
ГЕ р ц Е н. В Петербурге нам, москвичам, бывает одиноко… С другой стороны, в "Отечественных записках" (указывает на журнал) заботы главного редактора вам не докучают. "Московского наблюдателя", конечно, жаль, но, честно говоря, интеллектуальная путаница в нем стала неинтересна.
БЕЛИНСКИЙ. Вам хоть что-то в нем понравилось?
ГЕРЦЕН. Мне понравился цвет обложки.
БЕЛИНСКИЙ. ЭТО Бакунин придумал. Он теперь едет в Германию. Не знаю, как ему это удалось.
ГЕРЦЕН. Я провожал его на кронштадтский пароход.
БЕЛИНСКИЙ. Так вот оно что. Сколько вы ему одолжили?
ГЕРЦЕН. Тысячу.
БЕЛИНСКИЙ (смеется). Когда мне приходится просить в долг сотню, я заболеваю от унижения. А для Бакунина новый знакомый - это способ поправить дела.
ГЕРЦЕН. Я познакомился с ним на благотворительном балу, где поднимались бокалы за гегелевские категории. "За Сущность", "за Идею"… Шесть лет тому назад, когда я отправлялся в ссылку, Гегеля почти не упоминали. А теперь шнурки в лавке невозможно купить, чтобы приказчик не спросил твоего мнения о Бытии в Себе. Это был благотворительный бал-маскарад. Только когда я увидел там двухметрового рыжего кота, который поднял бокал за Абсолютный субъективизм, до меня дошел весь смысл моей ссылки.
БЕЛИНСКИЙ. ВЫ читали мою статью?
ГЕРЦЕН. Да, еще были ваши статьи… Оказалось, что восставать против хода истории бессмысленно и самолюбиво, что негодовать по поводу неприглядных фактов - педантство и что искусству задаваться общественными вопросами - смешно. Мне стало понятно, что я должен отнестись к Гегелю с особым вниманием. И что же я обнаружил? Что вы перевернули Диалектический дух истории Гегеля с ног на голову, да и он сам тоже. Народ не потому штурмует Бастилию, что история развивается зигзагообразно. Наоборот, история идет зигзагом потому, что народ, когда ему уже невмоготу, штурмует Бастилию. Если поставить философию Гегеля на ноги, то окажется, что это - алгебра революции. Но в этой картине что-то не так. Судьбы народов подчиняются гегелевскому закону, но каждый из нас в отдельности слишком мелок для такого грандиозного закона. Мы - забава в лапах кота, не ведающего законов, огромного рыжего кота.
