Боюсь, что на иного молодого читателя рассказанный здесь случай особого
впечатления не произведет: ошиблись, мол, а как только это выяснилось, исправили
ошибку, чего ж тут особенного? Сегодня — да, ничего особенного. Но в то
время, смею заверить, «особенное» было.
А главное — была готовность Чкалова, не размышляя ни минуты, сделать все
от него зависящее в интересах даже не очень близких ему людей, в интересах
справедливости, в конечном счете — в правильно понимаемых, подлинных
интересах всего нашего общества.
Высокое общественное положение Чкалова, естественно, заметно расширило круг
его знакомых. В числе его новых друзей были писатели и журналисты, художники и
артисты. Они заняли свое место в сердце Чкалова, но не вытеснили из него старой
привязанности ко всем людям авиации, до последнего моториста включительно.
Я уже говорил, что познакомился с Валерием Павловичем в конце тридцать
шестого года. Таким образом, наше знакомство продолжалось всего около двух лет.
И тем не менее я могу с полным основанием сказать: наше знакомство. Хотя, будь
на месте Чкалова человек с другим характером, конечно же никакого знакомства не
получилось бы — здоровались бы при встрече, и все... Судите сами: с одной
стороны национальный герой, человек мировой известности, непререкаемый авторитет
в своем деле, а с другой — зеленый юнец, фактически делающий в
испытательной авиации еще самые первые шаги. Так вот: для Чкалова в этом
препятствия не было. Не теми мерками определялся его интерес к людям.
Чкалов успешно выдержал одно из труднейших человеческих испытаний, перед
лицом которого не устояло немало видных личностей, — испытание славой.
Органически присущий ему демократизм не имел ничего общего с той внешней
простотой обращения, которой порой щеголяют иные знаменитости: смотрите, мол,
восхищайтесь, как я просто разговариваю с обыкновенными людьми, будто с равными!
Чкалова любили. Причем любили больше всего не за его общепризнанную отвагу. И
даже не за летное мастерство или заслуги в деле развития воздушного флота —
можно было назвать летчиков, обладающих более совершенной техникой пилотирования
и внесших не меньший вклад в прогресс авиации. Его любили за человечность, за
остро развитое чувство товарищества, за большую, щедрую к людям душу...
* * *
В авиации нередко случается, что входящий в состав экипажа второй летчик
владеет тем или иным элементом пилотирования лучше, чем первый летчик —
командир корабля. Именно так получилось и в чкаловском экипаже, в котором
обязанности второго пилота выполнял летчик-испытатель высшего класса Георгий
Филиппович Байдуков — один из лучших (если не лучший) мастеров слепого
полета того времени. Не мудрено, что большую часть пути из Москвы через Северный
полюс в Америку — а этот путь изобиловал сплошной облачностью, в которой
приходилось лететь по приборам «вслепую», не видя ни земли, ни горизонта, —
машину пилотировал Байдуков. В этом не было ничего неожиданного; пожалуй, любой
командир корабля, имея на борту такого второго летчика, как Байдуков,
распределил бы обязанности внутри экипажа именно таким образом.
